Что наша жизнь? Игра…

Спектакль  «Чайка» режиссера Павла Карташева в театре «Школа драматического искусства» (Сцена на Новослободской, Большой зал Мейерхольда) – запоминающееся событие столичной театральной жизни. Спектакль премьерный, а для меня еще и первое представление «Чайки» на сцене. Да, она как-то прошла мимо меня, разве что в юности смотрела отрывки из телеспектакля, но единственное, что запомнилось – очень возрастные актеры в ролях Аркадиной, Тригорина, да и Треплев не молод. А тут оказалось, что Ирине Николаевне слегка за сорок, а выглядит она и вовсе на тридцать пять (привет, старушка Ларина), Тригорин (Андрей Харенко) и Треплев (Вадим Дубровин) примерно одного возраста, ну разве с разницей года в два-три. И тогда становится понятно, отчего Аркадина так молодится – у неё молодой любовник, и хочется соответствовать.

Вообще Чехов – не мой автор, он очень едкий и себе на уме, мне ближе Бунин и Куприн, и, тем не менее, спектакль заворожил, он оказался очень созвучным по настроению и переживаниям. Я не увидела комедии, но и трагедии тоже, скорее – трагифарс, все персонажи которого не живут, а играют какие-то роли, держат лица и спины, чтобы comme il faut, и княгиня Марья Алексеевна дурного слова сказать бы не могла.

Аркадина (Настасья Кербенген) – актриса до мозга костей, и она все время – в роли, постоянно говорит так, словно читает монологи, Тригорин – альфонс, но пытается показать свою значимость, чтобы не так стыдно было от собственного положения, странная девушка Маша (Лариса Ляпунова) вбила себе в голову, что любит Треплева, и она такая вся из себя неотмирная (при этом пьет водку и нюхает табак), но на самом деле глупа и эгоистична, Треплев и Нина (Анна Чепенко) тоже играют в любовь и в то, что им ах, как сложно живется, и никто их не понимает. Дорн (Игорь Лесов) и Сорин (Андрей Финягин) – два антагониста: один устал от всего и в пятьдесят пять уже ни любить, ни жениться не желает, второй хочет жить в шестьдесят, потому что раньше не успел. Пётр Николаевич пытается вызвать жалость к себе – он нездоров, вынужден жить в имении, где ему нехорошо, и так далее, но его совсем не жалко, лишь несколько грустно, что человеку нечего вспомнить из своей жизни, и все. Доктор кажется наиболее живым из всей компании. Он умный, добрый, местами очень настоящий, но и в нём есть манерность старого ловеласа, желание нравиться и нежелание это показать.

Остальные персонажи – учитель, управляющий, лакеи – кажутся мне второстепенными. Они словно подсвечивают главных героев, чтобы лучше раскрыть их характеры.

Сцена, находящаяся практически в шаге от зрителя, способствует еще большему погружению в сценическую реальность. Ты словно окунаешься туда целиком и без остатка, ловя каждое слово, жест, звук. Гениальная находка режиссера – беспредметность. Мы не видим книгу, которую читает доктор, повязку, что разматывает Аркадина, табакерку Маши. Мне даже поначалу показалось, что не табак она вовсе предлагает и нюхает сама.

Железная конструкция – та самая чайка, которую убили, и она теперь висит и позволяет на себе раскачиваться. Это не только птица, но и перевёрнутая лодка, точнее остов-скелет лодки, возможно отсылка к той лодке, на которой Харон перевозил души умерших, и когда «колдовское озеро» превращается в Стикс... (художник Мария Бутусова).

У Нины потрясающе пластичные балетные руки как крылья птицы. И она сама вся нервная как натянутая струна, и абсолютно разная в первом действии и в четвертом. Такая искренняя живая вначале, она словно потухла в конце пьесы. Её жизненную энергию выкачали, и внутренний свет ушел, но она пытается снова ожить – иначе.

Сено на полу – интересная находка. Для меня это скошенная трава, словно скошенные жизни и судьбы героев. Вообще это очень многоплановый образ: и озеро в различных световых преломлениях/оттенках (художник по свету Михаил Глейкин), и сеновал как символ атмосферы бесконечного «курортного романа»/«увлечения на водах», и поле грехов человеческих (озеро грехов – колдовское озеро). И грехи эти собирает в пустое ведро (некий символ бессмысленности жизни и космической пустоты) сначала Дорн, говоря с жёсткой иронией о жизни и смерти в диалоге с Сориным в финале, потом Нина Заречная – словно складывает свои грехи в это подобие урны, только прах в ней окажется не её, а Треплева, который, словно Мессия (как ему кажется!) берет на себя ее грехи, а также грехи матери, Тригорина – всех, и становится той самой Мировой Душой, которую в первом акте играла Нина, а текст из Треплевской пьесы проходит лейтмотивом через весь спектакль как напоминание о том, что, говоря словами Дорна, пора о вечном подумать...

И лото, где все персонажи будто фишки, которые кто-то переставляет по клеткам судьбы, если можно так выразиться. Только многие цифры имеют свои названия, 77 – топорики, 11 – барабанные палочки, 90 – дед, и мне этого не хватило.

Ремарки, прочтенные вслух, подчёркивают еще раз, что герои не живут, а играют пьесу. Павел Карташев после спектакля сказал, что все происходящее – вымысел. Это промелькнуло в мозгу Треплева в момент выстрела, пока пуля буравит голову. И это показалось мне очень интересным. В самом деле, умирая, человек видит свою жизнь как кадры фильма, в мгновение сжимается огромный отрезок времени, а тут герой увидел свою пьесу, возможно, ту главную в жизни, которую так и не написал.

И некие титры, возникающие на стене, как бы отсылают нас к передаче «Линия жизни», которая снималась в этом помещении. Одновременно это и попытка показать величие беллетриста Тригорина – в его характере много от современных писателей, а перевёрнутые буквы имени Треплева – взгляд из Зазеркалья, куда он сейчас отправится, или с Неба, если хотите. Треплев – нервный, импульсивный, быстро зажигающийся и столь же быстро сгорающий – не жилец в прагматичном мире, он не сможет возродиться как Нина, которую трудности согнули, но не сломили, потому пуля в висок – его выход.

Вообще спектакль очень пересекается с современностью, добавляя в чеховский текст, как теперь говорят, смыслы и паттерны времени нынешнего.

Если всё-таки рассматривать «Чайку» комедией, как того хотел автор, то комедия эта метафизическая, когда местами и грустно, и смешно одновременно.

Хочется отметить еще реакцию зрителей – очень живую, непосредственную, верную и их желание пообщаться после спектакля: между собой, с режиссером, с актерами. То есть люди не посмотрели и ушли, а имеют свое мнение и хотят его высказать и получить, так сказать, ответку. Это я заметила и на просмотрах в Доме кино, где всё чаще зрители жаждут общения с авторами. Даже на недавнем Худсовете было принято решение устраивать показы с обсуждениями. Зритель пошёл думающий, ищущий, умный, что не может не радовать. Но такому зрителю нужно настоящее искусство, а не жвачка для мозгов. «Чайка» в ШДИ – именно такой спектакль.

Ближайшие даты, когда можно посмотреть «Чайку», 30 января и 11 февраля. Очень советую.

Елена УЛЬЯНОВА

Напоминаем, что ещё один авторский взгляд на этот спектакль представлен в рецензии Александры Ивановой.