Новости культуры российских регионов
18 января 2025
Москва

Записки сумасшедшего менеджера

«Записки сумасшедшего» в Театре им. Гоголя – любопытная премьера, приглашающая неравнодушных зрителей к разговору на важные темы
Фото: официальная страница театра

Современный взгляд смелых молодых людей на повесть Николая Васильевича Гоголя оказывается вовсе не таким неприемлемо дерзким, как может показаться ревнителям традиций.

Спектакль «Записки сумасшедшего», поставленный в Театре им. Гоголя Ариной Бессергеневой, – новаторское прочтение классической повести, обращенное, в первую очередь, к молодому зрителю. Несмотря на расхождение режиссёрской трактовки с оригиналом и разный уровень текста и действа, постановка, сделанная в рамках лаборатории «Гоголь. 215», выглядит свежей и интересной, становясь отправной точкой для разговора о произведении классика.

Режиссёр переносит действие в наши дни, выстраивая на Малой сцене театра типичную офисную обстановку: стол с ноутбуком, пара банкеток, раздвижные ширмы, куда проецируются изображения и записи (художник-постановщик Василиса Кутузова). Сегодняшний Поприщин (Евгений Пуцыло) – мелкий клерк в небольшой компании, косноязычный, явно больной (недоразвитость подчеркнута еще и физическим недугом – ДЦП, отчего герой характерно приволакивает ноги и неловко удерживает предметы руками), хотя и относительно безвредный. Разве что отчет у начальника в компьютере удалил, ну, да не беда: тому все равно больше нечем заняться – напишет новый. Он точит карандаши коллегам, которые его в грош не ставят, зато пытаются выслужиться перед красоткой Софи (Виктория Кизко) и то лишь потому, что она – директорская дочка.

Меж тем девушка честно пытается работать – так, как рекомендуют современные бизнес-тренды. С её губ не сходят слова «тим-билдинг», «дог-терапия», «тренинг» и т.п. Если подчинённые обнимают приведенную начальницей собаку без энтузиазма – лишь бы угодить руководству, то Софи искренне верит во всесильные «технологии». (В согласии с нынешней тенденцией искать психологические подоплёки любого поведения режиссёр придумывает ей чёрствую мать, думающую только о своем благополучии и не уделяющую внимания дочери). В героине, несмотря на подчёркнутую комичность, есть нечто трогательное, и широкие белые брюки и нежно-розовая блузка довольно точно определяют суть этой милой девочки – представительницы бесконечного инфантильного менеджмента, заполонившего сегодня любую сферу деятельности.

«Офисный планктон» представлен менее подробно, но тоже узнаваемо. Гоголевские реалии, перенесённые из чиновничьего департамента в современную корпоративную среду, не кажутся чем-то чужеродным, и даже переписанный текст не вступает в противоречие с духом оригинальной повести. Несовпадение, скорее, интеллектуально-духовного порядка: Арина Бессергенева несколько примитивизирует сложную историю маленького человека, пытаясь добиться тождества проблем Поприщина XIX столетия с таковыми у человека нынешних дней. Если Гоголь восставал против мещанства, прививаемого людям невысокого культурного и нравственного уровня булгаринской самодовольной публицистикой, то, во-первых, не только о вреде газет шла речь, а во-вторых, душевной искре, живущей в каждом забитом существе, уделялось больше внимания. Режиссёр же грешит на телевидение (герой упоминает об избрании Трампа, пытаясь завязать дружбу с собакой Софи) и «мыльные оперы», обожаемые колоритной мамой Аксентия Ивановича (Ольга Добрина), и подобное лобовое сопоставление выглядит и неполным, и недостаточно тонким.

Впрочем, постановщик понимает, что одной критики телевидения мало, и, опять же в духе нынешнего интереса к психологическим обоснованиям всего и вся, сосредотачивается на фигуре мамы, смело отдавая ей поприщинские реплики из повести: о внешности и характере начальника ее сына, о высоком назначении Аксентия Ивановича (кстати, в спектакле он на 12 лет моложе гоголевского персонажа) и обо всех мещанских благоглупостях, вычитанных оригинальным героем в «Северной пчеле». Героиня занимает в постановке слишком много места, она назойлива, а функция, отведенная ей Ариной Бессергеневой, упрощённа и схематична. Спору нет, иных сегодняшних молодых людей превратили в размазню подобные мамаши (вкупе с сериалами), но явное педалирование такого в целом справедливого вывода нивелирует другие важные социальные и моральные моменты.

Так что, воплощение на сцене этого персонажа (у Гоголя никакой поприщинской матери не существовало, а в образе матушки, долженствующей пролить слезинку на больную головушку, угадывалась, разумеется, Богородица) – идея спорная. А вот другой герой, пёс Софи Меджи (Егор Попов), придуман гораздо удачнее. В повести собака также упоминалась: её письма читал бедный сумасшедший, утопая в пучине бреда, навеянного жизнью и проклятой «Пчёлкой», но в спектакле она приобретает более инфернальные черты. Развязный Меджи, любимчик хозяйки, – настоящий демон-искуситель. Эта придумка роднит постановку с фантазиями Гофмана, а также остроумно ассоциативно перекликается со строками повести: «Женщина влюблена в чёрта. <…> Вон видите, из ложи первого яруса она наводит лорнет. Вы думаете, что она глядит на этого толстяка со звездою? Совсем нет, она глядит на чёрта, что у него стоит за спиною».

Вальяжный пёс комментирует события в жизни Поприщина, то выразительно гавкая: «Лох!» – то вступая с героем в настоящий разговор. Он затевает несколько популистский спор на тему, что важнее для современной женщины – любовь или деньги? – и даже проводит опрос сидящих в зале людей. Разумеется, ответ очевиден, и хочется понимать, готовы ли артисты интерпретировать неожиданные результаты, если таковые будут. Вопрос, к слову, гоголевский: «У меня и на правом плече эполета, и на левом плече эполета, через плечо голубая лента – что? как тогда запоет красавица моя?» – так что режиссёр достаточно внимательно относится к первоисточнику, однако выбранная броская манера чуть смазывает впечатление от эпизода.

Хотя молодому зрителю все эти эффектные придумки наверняка понравятся, и это несомненный плюс постановки. Тем более что нельзя сказать, будто речитатив доктора о химических реакциях в организме влюбленного человека или песня «Менеджер среднего звена» не вписываются в контекст. В этих новых «Записках» (теперь это скорее блог или переписка в мессенджере, а не дневник), воплощённых на сцене стильно и очень последовательно, есть идея и уважительное внимание к оригинальной классической повести. А ещё – главный герой, в течение чуть менее полутора часов отважно проживающий свою печальную судьбу на расстоянии шага от публики.

Евгений Пуцыло создаёт характер. Да, не совсем гоголевского Поприщина, каким его знает читатель: в его исполнении тот предстает полнокровным молодым человеком со своими маленькими бедами и скромными победами, романтически-незрелыми желаниями. Он все так же мечтает «заглянуть в спальню [Софи]... там-то, я думаю, чудеса, там-то, я думаю, рай, какого и на небесах нет», а красавица меж тем принимает соблазнительные позы, смущая юношу, на что дерзкий Меджи с лёгким презрением замечает: «К этому мы пока не готовы». Герой смутно чувствует фальшь маминых «аутотренингов», призванных убедить сыночка в собственной значительности, и понимает, что его возлюбленная едва ли не теми же словами хвалит свою собаку. «Вы этого достойны!» – просто рекламный лозунг: во-первых, далеко не все, во-вторых, одинакового для всех мерила счастья и успеха еще не придумано, что бы ни внушали нам бодро средства массовой информации. Артисту удаётся обаятельно передать эту коллизию, и не случайно его персонаж физически нездоров: на таком примере проблема заметнее.

Почувствовав себя полноценной личностью, герой обретает и исцеление. Дерзкий юноша, скинув, как путы, приличный пиджак и оставшись в белом белье и оранжевых носках, избавляется и от мучительных комплексов. Вот только не теряет ли он вместе с ДЦП и неуверенностью в себе что-то важное, не поддающееся однозначному определению? Демарш Поприщина в офисе, когда официальный документ он подписывает именем испанского короля, действительно сродни «ералаши», поднятой гоголевским персонажем в департаменте. Аксентий Иванович по-прежнему борется за человеческое достоинство, однако сегодня его меньше волнуют тонкие материи, описанные автором в повести. Спектакль Арины Бессергеневой не обладает той силой обобщения, которая отличает оригинальные «Записки сумасшедшего», он рассуждает лишь о частных проблемах в конкретной среде, но по-своему убедителен и интересен. Хотя печальный финал героя, заключённого в психиатрическую клинику, возникает как будто сам по себе и подводит не совсем тот итог, которого можно было бы ожидать.

Гоголевский Поприщин становился не тем жалким обывателем, каким представал на страницах дневника, поскольку не терял умения слышать «струну в тумане» («Вон небо клубится передо мною; звёздочка сверкает вдали; лес несётся с тёмными деревьями и месяцем; сизый туман стелется под ногами; струна звенит в тумане»). Он умел отречься от пошлых булгаринских сентенций, от мещанских представлений о счастье и мечтать о тройке быстрых коней, мысля себя в системе мира, а не ограниченной сфере жизни. В спектакле Театра им. Гоголя герой, тоскливо произнося канонический текст, покоряется матери, пришедшей не слезинки ронять, а по-своему утешить сына. А именно – посадить его перед телевизором и включить любимый сериал. Но тогда зачем были мечты о Софи, превращённой в финале в сострадательную медсестру? Зачем стихи Бродского? Бунт в офисе? И выходит, что человеческое достоинство отстоять не удается.

Вполне возможно, что именно к такому невеселому выводу приходит молодой режиссёр и не менее молодая команда артистов, органично и обаятельно существующая в представленном формате. Соглашаться с такой трактовкой или нет – решать, как обычно, зрителю. Но посмотреть гоголевскую премьеру точно стоит: в ней есть и мысль, и жизнь, и концепция, пусть и не бесспорная, и культурный контекст. И, что важно, есть Гоголь, и никакой «Менеджер среднего звена» его не отменяет.

Дарья СЕМЁНОВА