Три жизни «Снегурочки»

В драматургическом наследии Александра Николаевича Островского пьеса «Снегурочка» стоит особняком. Критика часто обманывалась насчет своих ожиданий по поводу развития его литературной деятельности. Одни, с восторгом принимая произведения, поэтизирующие народный быт, в штыки встречали «Грозу» (как Л.Н. Толстой), другие, ту же «Грозу» восхвалявшие, настороженно относились к историческим хроникам автора (как И.С. Тургенев). Сам же драматург внезапно (для других, но не для себя) обратился, начиная с «Воеводы», к историко-лирическому жанру. «Весенняя сказка» позволила обновить форму драматического спектакля, парадоксально не прижившись в ней.

Она появилась на свет по заказу, хотя замысел ее относится к гораздо более ранним временам, нежели 1873 год (стоит отметить многолетние занятия драматурга фольклором и этнографией, его интерес к народному языку). А тогда ремонт Малого театра вынудил ютиться на площадке театра Большого драматическую, оперную и балетную труппы. Чтобы вывести их на сцену одновременно, потребовался особый материал, с просьбой о котором и обратились к Островскому (он же стал режиссером действа). Музыкальное оформление к готовящемуся спектаклю было заказано Петру Ильичу Чайковскому, восторженно принявшему «весеннюю сказку» и написавшему музыку без либретто, к отдельным эпизодам. «Сколько помнится, Островский работал над «Снегурочкой» очень быстро и с большим увлечением, а Петру Ильичу, которому приходилось ждать текста, оставалось чрезвычайно мало времени и постоянно нужно было спешить во что бы то ни стало», – вспоминал музыкальный критик Николай Кашкин. Премьера прошла 9 раз и сошла со сцены.

Следующую попытку представить «Снегурочку» как драму предпринял Александр Ленский в Новом театре – параллельно с Александринским театром и МХТ, где режиссером выступил Станиславский. Если Константина Сергеевича более интересовал бытовой пласт и картины былинного эпоса (а в центре оказывалась фигура Берендея в мощном исполнении Василия Качалова), то Александр Павлович делает упор на поэтической стороне, выдвигая в центр любовный конфликт Снегурочки и Мизгиря. Этому лирическому настроению в немалой степени способствовала и музыка Чайковского (в Художественном музыкальное оформление было поручено Александру Гречанинову). Силы молодой труппы были невелики, а режиссерская концепция грешила традиционной театральностью: в ней присутствовали и вставные балетные номера с танцами птиц в заповедном лесу, и живые картины детей в костюмах цветов. Однако постановка выдержала около 70 представлений в течение 5 сезонов.

 Ленский не заблуждался на счет победы своей трактовки над спектаклем МХТ, где «Снегурочка» исчезла с афиши уже через год после премьеры. Но лирическое начало, заметное и в музыке Чайковского, более соответствовало замыслу драматурга, нежели реалистические концепции. Потому «Весенняя сказка» и казалась анахронизмом на драматической сцене, требовавшей в конце 1880-х годов отнюдь не романтики, однако, не прижившись там, пьеса органично вписалась в поиски мирискусников, а с ними и тех, кто создавал совершенно иной театр. Так началась ее новая жизнь и новое понимание театрально-декорационной живописи и места художника в создании постановки. После не самой удачной премьера в Мариинском театре в 1882 году сочинение Николая Римского-Корсакова в художественном оформлении Виктора Васнецова (о его эскизах очень хорошо отзывался Островский, не принявший, тем не менее, самого спектакля) через три года было представлено на сцене частной оперы Саввы Мамонтова.

Композитор высоко ценил свое сочинение: «Я вынес также убеждение, что «Снегурочка» не только моя лучшая опера, но в целом – как идея и ее выполнение – быть может, лучшая из современных опер». Он увлёкся сказкой Островского не сразу, хотя после первого же прочтения отметил ее поэзию. Но зимой 1879-1890 года он перечитал ее и «точно прозрел на ее удивительную красоту. Проявлявшееся понемногу во мне тяготение к древнему русскому обычаю и языческому пантеизму вспыхнуло теперь ярким пламенем». Римский-Корсаков решительно сократил оригинальный текст (в основном бытовые сцены) и подчеркнул культовые моменты, введя в действо много игровых, хороводных, плясовых и обрядовых песен. Разумеется, за ориентир брался народный мелос. В либретто, достаточно сильно отличавшемся от пьесы, упор сделан на сказочное начало: таинственное появление в царстве Берендея Снегурочки, ее постепенно пробуждающуюся любовь и такую же таинственную гибель. Реальные люди, населяющие спектакль, так же овеяны дымкой волшебства.

Но и на этом трансформации «Снегурочки» не закончились, и пьеса обрела третью жизнь – в балете. В 1961 году выдающийся русский хореограф Владимир Бурмейстер по заказу Лондонского фестивального балета представил премьеру в «Ройал фестивал холл». Мастер вспоминал, что представители английского театра хотели увидеть спектакль с музыкой Чайковского, но речь шла не о «Щелкунчике», «Спящей красавице» или «Лебедином озере». «Но у Чайковского нет четвертого балета», – возразил Владимир Павлович, на что получил ответ, что композитор необыкновенно популярен в Европе, «в частности, у нас в стране любовь к его музыке растет, и нам бы хотелось, чтобы русский балетмейстер поставил для нас композицию на музыку своего гениального соотечественника». Так родилась идея постановки, в основу которой была положена партитура «Весенней сказки», созданной Борисом Асафьевым из произведений Петра Ильича (к слову, Бурмейстер приходился ему внучатым племянником).

Асафьев писал об этой музыке очень поэтично. «Островский, как сказочник, богатством фантазии образов и очарования бисерных нанизываний слов в «Снегурочке» вовлек в нее и юного Чайковского, Чайковского-москвича, захватившего начало русских весен подмосковных и в самой Москве на Кисловках, на Новинских и подобных им распутьях, и, подобно саврасовскому прилету грачей, создавшего в своей «Снегурочке» свой незабываемый слет ранне-весенних птиц». И в самом деле: «Весна уже наступала, а ее приближение всегда вызывало в Петре Ильиче восторженное, поэтическое настроение: он восхищался именно русскою весной, когда природа просыпается от долгого, мертвого сна зимы и все кругом меняет свой вид, иногда в несколько дней. Весна в 1873 году, кажется, была довольно ранняя, так что сочинение музыки к «весенней сказке» совпало с наступлением самой весны, Петр Ильич работал с необыкновенным увлечением».

Для Владимира Бурмейстера фольклорная тема была непривычна, но он с энтузиазмом взялся за постановку. Он хотел, чтобы танцы служили раскрытию сюжета, взятого из пьесы Островского. Условная пантомима была под запретом у балетмейстера, и его «Снегурочка» представляет собой рассказ, переданный исключительно танцевальными средствами. В 1963 году спектакль был перенесен на сцену Музыкального театра им. К.С. Станиславского и Вл. И. Немировича-Данченко в оформлении художника Александра Лушина. В 2001 году была создана новая сценическая редакция. Партитура балета собрана из различных произведений Чайковского: музыке к сказке великого драматурга, а также Симфонии №1 («Зимние грезы»), Серенады для струнных, фортепианной сонаты, романсов.

Различные интерпретации «Снегурочки» позволяют сопоставить ее с образами поэзии Гёте, Тютчева и Некрасова (который проявил к пьесе больно обидевшую драматурга холодность и предложил за нее несообразно низкий гонорар), в ней заметно жанровое сходство с шекспировскими «Бурей» и «Сном в летнюю ночь», а восприятие мифологизма как основы искусства сближает литературные поиски Островского с художественной практикой Рихарда Вагнера. Но точнее всего параллель «весенней сказки» с драмой Ибсена «Пер Гюнт», так же обретшей воплощение на драматической, музыкальной и балетной сценах. Впрочем, непосредственно драматическая трактовка сочинения норвежского классика наиболее востребована театром. Возможно, это знак, что и судьба «Снегурочки» еще не до конца исполнена, и у нее впереди долгая и всегда новая жизнь.

Дарья СЕМЁНОВА