Кем быть?

Постановка Антона Яковлева «Макбет», выпущенная в Театре на Малой Бронной в декабре, становится своеобразным психологическим пособием, иллюстрирующим важность самоопределения в любом возрасте и статусе, особенно если ты суеверен, нерешителен и связан узами брака с невменяемой женщиной.

Трагедия «Макбет» – одна из самых компактных, динамичных и целостных пьес Шекспира, в центре которой находится не столько личность (хотя лорд и леди Макбет – сюжеты, безусловно, первые), сколько этическая проблема: возмездие настигает преступника еще при жизни, пусть даже причины, породившие зло, были весомы, а наказание казалось неосуществимым. История о жажде власти, чья близость опьянила смелого и сильного, но морально неустойчивого человека, изуродовав его душу, твердо убеждает, что ни одна капля невинной крови не проливается безнаказанно. Но могущество и неотвратимость рока, требующего справедливого ответа за каждый проступок, смягчает вину грешника, не могущего тягаться с судьбой. Несчастный Гламисский тан покаран так жестоко, что вызывает сочувствие (что, пожалуй, не относится к его зловещей подстрекательнице-супруге) и предстает перед читателем не только как злодей, но и как герой и даже страдалец.

Именно такую трактовку главного действующего лица предлагает Антон Яковлев, поставивший пьесу в Театре «На Малой Бронной». Его Макбет (Даниил Страхов) – томимый интеллигентскими сомнениями и суицидальными мыслями нервный человек, лишь в конце своей короткой и яркой жизни понимающий, чего он хотел и чем являлся. В нем много силы, но еще больше неуверенности: невероятное предсказание о великом будущем пугает удачливого генерала не только грозными оговорками, но, в первую очередь, своей неожиданностью, неподъемной тяжестью для не таких уж и широких плеч. Режиссер опускает сцену с ведьминским шабашем и начинает спектакль со славословия новоиспеченному Кавдорскому тану. Три прислужницы дьявола заменены одной хрупкой прелестной бледной девочкой (Евдокия Яворская) в белом платье, жутковатым шепотом повторяющей: «Да здравствует Макбет!» Ей вторят храбрые воины, цвет рыцарства короля Дункана (Владимир Яворский). Мизансцена построена ритмично и эффектно: облаченные в черное люди стоят перед клинообразными створками, за которыми открывается темное пространство, ограниченное сверху мечами, свесившимися наподобие решетки (сценография Николая Симонова). В центре планшета – скорчившееся полуобнаженное тело заглавного персонажа, в необъяснимой тоске тянущего вверх руки, будто ищущие веревку. Или все-таки оружие? Но развитие постановки подсказывает, что не воинственность определяет суть этого загадочного лорда.

Соблазнительные видения бесовки смущают его, поднимая в душе бурю противоречивых чувств. В этот момент Макбет предстает не самим собой – героем одноименной пьесы, – а принцем Гамлетом, вопрошающим, «достойно ль смиряться под ударами судьбы, иль надо оказать сопротивленье»? Возможность стать королем кажется персонажу именно означенным ударом, а не подарком. Откуда в нем эта томительная нерешительность, из постановки не ясно (причем финал также не дает ответа на этот вопрос). Тан выглядит действительно нездоровым, как тревожно предполагает леди Макбет (Настасья Самбурская). Супруга генерала выведена настоящей Офелией: тонкой, нервной, замедленно и боязливо двигающейся, говорящей слезливым голосом с вечно умоляющей интонацией. В ней с самого начала ощущается истеричность и внутреннее волнение, грозящие перейти в безумие. Создается впечатление, что на чуткую и верную женщину нашло какое-то затмение: ей вдруг показалось, что муж достоин большего, нежели имеет, ведь он так прекрасен, смел и честен! Это наваждение и переложило страшную мысль из одной больной головы в другую такую же.

Леди разматывает длиннейший матерчатый пояс, наверченный на талию тана, и прикрепляет его к занавесям по краям сцены так, что на нем проступает изображение кинжала, наливающегося красным цветом, точно кровью. Метафора хотя и верна, но излишне прямолинейна. При этом Макбет не кажется человеком, способным принять быстрое решение: наоборот, измучившийся герой нуждается в конкретном совете. Жена ему здесь не помощник: одурманенная женщина выглядит не страшной ведьмой-искусительницей, могущей своей энергией воодушевить мужа на злодеяние, а пребывающей в трансе жертвой чьего-то дьявольского приворота, пусть она и произносит канонические строки: «Слетайтесь, духи смертельных мыслей, извратите пол мой». Духи извращают ее слабое сознание, вызывая в нем галлюцинации, но не придают ей мужской силы и ярости.

Совершенное словно по нелепому стечению обстоятельств убийство некоторое время держит героев в состоянии прострации и паники. Макбет обматывает жену собственным поясом, точно перекладывая на нее вину и ответственность за последствия, она же покорно принимает непосильную и незаслуженную ношу, ибо любит мужа и свято верит в то, что он «право имеет». Ощущение навязанности извне ее поступков усиливается монотонностью образа, застывшего в одном положении, настроении и интонации. Кроме того, никто из четы не может толком объяснить, зачем совершено кровавое злодеяние. Ради власти? Но тана устраивает его титул и полномочия. Ради возвышения рода? Но предсказание утверждает, что родоначальником королевской династии станет другой. Остается предположить, что ради блага родной страны, хотя следует это не из игрового рисунка Даниила Страхова и Настасьи Самбурской, а из характеристик Дункана.

Почти слабоумный в своей жизнерадостности король, любующийся птичками, просто напрашивается на жесткие меры, поскольку явно не готов управлять государством. Его наследник Малкольм (Олег Кузнецов), быстро смекнувший, какой опасности подвергается в замке Кавдора, улепетывает куда глаза глядят, заставляя сомневаться в собственной смелости (бегство можно трактовать как проявление трусости, а не благоразумия). Его вызывающее поведение с Макдуфом (Илья Антоненко) наталкивает на раздумья: действительно ли он испытывает верного воина, предлагающего вернуть трон законному наследнику, или по правде является мелким, развратным, властолюбивым человеком? Мысль, что сын еще хуже никчемного отца, имеет место быть, и в такой интерпретации деяние Макбета следует считать едва ли не подвигом. Вот только испытание короной герой не выдерживает, поскольку близость к заветному титулу в буквальном смысле сносит ему крышу: а как иначе воспринимать кардинально изменившееся сознание тана, из нерешительного интеллигента превратившегося в разнузданного параноика, убирающего с дороги всех, кто попадет под горячую руку?

Власть кружит голову не ему одному: Банко (Александр Голубков) тоже теряет человеческий облик, ожидая свершения ведьминого предсказания. Но никому из персонажей недосуг подумать, что он будет делать с высокой должностью, ведь правление требует не только смелости, но и разума. Макбета можно было бы назвать человеком умным (быть может, к этой характеристике склоняет элегантный перевод Михаила Лозинского), если бы не внезапное сумасшествие как следствие чрезмерного напряжения (но не раскаяния!), охватившее его на пиру. Ему мерещатся убитые им Дункан и Банко, но это явление пугает его не как напоминание о грехе, а как возможность соперничества с кем бы то ни было. Артисты в белых рубахах меланхолически осушают кубки, сидя под пиршественным столом, физическим присутствием отрицая нравственную природу макбетовых мук: не больная совесть вызывает галлюцинации, а нормальное человеческое зрение указывает на конкурентов.

Даже честный Макдуф собирается возвращать власть законному владельцу не по причине патриотизма и преданности династии, а из мести коварному Кавдору. Мысль, что никто из героев не достоин короны, могла бы стать определяющей в спектакле, не меняйся характеры скачкообразно, без внятной мотивации. Сама же постановка при этом решена на удивление статично и внешне, и внутренне. Макбет долго стоит на подвесной платформе, то декламируя, то слушая (или даже подслушивая) других. Мусорные пакеты, используемые в качестве визуальной метафоры смерти, возникают в таком количестве, что вызывают ассоциацию с чем-то неопрятным, а не наводят на философские размышления. Мерцает красный кинжал, нарисованный на материи, а ряд мечей, свисающих с потолка, заставляет ждать падения или другого энергичного действия с их участием. В финале они – и в самом деле с жутким лязгом рухнувшие на сцену – знаменуют великий и уже не ожидаемый факт: генерал наконец определился, что он в первую очередь смелый воин, лучше всего чувствующий себя в бою (да еще и за правое дело, как внушает зрителю его благородный порыв).

Отвага, с которой Кавдорский тан подставляет грудь неприятелю, привлекает к нему симпатии, коих он не мог снискать в течение всей постановки. Но эти хаотичные метания – не его суть, ибо принадлежат человеку под именем Гамлет, существующему в другой пьесе. Режиссер, словно забывающий об этом факте, желает не только подчеркнуть близость героев, но и акцентировать внимание на персонаже Даниила Страхова в ущерб остальным действующим лицам трагедии, занимающей его лишь по невидимому сходству с величайшим произведением классика. Но, не зная, как лучше осуществить это желание, Антон Яковлев не отсекает ничего лишнего и от глыбы под названием «Макбет».

В итоге трагедия Шекспира о неотвратимости кары за грех становится высказыванием на тему «как важно понимать, чего ты хочешь». Быть или не быть – уже не дилемма для самозваного Гамлета, решившего – быть, но задающегося другим вопросом: «Кем?» Приди Макбет к выводу, кто он есть, несколько раньше, – не было бы и убийства, и череды злодейств, и внезапной кончины его жены (никак не проясненной сценически, да и психологически). Разгадай несчастная женщина, какого сорта человек ее мнительный супруг, – она бы не отягчила душу злодеянием. Пойми Дункан, что за тип служит под его началом, – кровавой развязки можно было бы избежать. Словом, одна из стартовых мизансцен безантрактного спектакля, длящегося чуть менее двух часов, в которой заглавный герой тянет руки вверх, будто желая повесится в беспричинной тоске, становится пророческой: случись в нужное время веревка, а не пояс или меч, – и классику мировой литературы не о чем было бы рассказывать и размышлять.

Дарья СЕМЁНОВА