Новое под луной

Спектакль Виктории Печерниковой «Квадратура круга», поставленный в МТЮЗе в декабре, органично входит в репертуар основной сцены Театра, хотя и сделан в жанре водевиля: действие насыщено песнями и танцами, остроумно продолжающими и дополняющими сюжет. Порой вставные номера разрушают целостность восприятия, но сама режиссерская задумка выглядит интересной, хотя и не полностью раскрывшей свой потенциал.

Пьеса Валентина Катаева носит несколько прямолинейный характер, чуть смягченный юмором и стихотворно-песенными вставками. Два закоренелых холостяка – соседи по комнате Вася (Илья Шляга) и Абрам (Сергей Дьяков) внезапно нарушают свои принципы и втайне друг от друга женятся: первый – на милой мещаночке Людмиле (Наталья Златова), второй – на идеологически подкованной Тоне (Ольга Гапоненко), но оба – совершенно с бухты-барахты. Буквально на следующий день выясняется, что супружеские пары не клеятся: присюсюкивания Милочки бесят новоиспеченного мужа («Пусть тебя целует в носик дедушка-выдвиженец!»), ее раздражает его независимое поведение, товарищ Кузнецова увлечена чтением революционных брошюр и не занимается феодальной ерундой вроде зашивания брюк, а Абрамчик хочет только одного – лопать. Молодые люди не прочь поменяться партнерами, но этично ли? Даже кратковременное умственное усилие позволяет им понять, что браки заключены нелепо, без любви и без веских причин, а просто потому, что кто-то кому-то мимолетно показался симпатичным. Это открытие влечет за собой каскад комических переживаний, но вряд ли способствует глубокому внутреннему перерождению.

В этом смысле гораздо эффективнее оказывается неожиданная встреча Тони и Васи, давно знакомых и даже, по-видимому, переживших в недалеком прошлом роман, ясно дающая понять, что обида от расставания забылась, а чувства – настоящие, не то что в случае с законными половинами! – остались. Режиссер делает акцент на уже существующей влюбленности героев. Стиляга Василий, вначале представавший перед зрителем в образе эффектного ловеласа, выплясывающего нечто испанское (хореограф Евгения Миляева), столкнувшись с девушкой, теряет свой апломб, суетится и становится не похож на буржуазного мачо в песочного цвета роскошной паре (художник по костюмам Ксения Кочубей), только что распевавшего с юной супругой про их «мур-мур-мур отношения». Суровая комсомолка Тоня, облаченная в красный конструктивистский комбинезон, тоже ощутимо тушуется, забывая о пролетарской решительности, и лепечет что-то малоубедительное. Молодые люди объясняются, предъявляя старые счеты и вспоминая приятные моменты. Мизансцена решена как музыкально-пластический этюд в ироническом ключе, но ее восприятие несколько смазывается из-за неуверенного вокала артистов.

В дуэтных эпизодах Илья Шляга ярче всего выглядит с Сергеем Дьяковым, чуть бледнее – с Ольгой Гапоненко и наименее выразительно – с Натальей Златовой. Возможно, дело в том, что артистка трактует Людмилочку весьма просто, утрируя образ барышни, обожающей обывательский уют и приторную красивость и обнаруживающей «нездоровые признаки обрастания». Комната приятелей, до появления жен обставленная весьма аскетично – матрац в одном углу, садовая скамейка в другом – с приходом соблазнительной мещанки с карикатурно взбитыми светлыми кудряшками наполняется невероятными розовыми стульями, шкафом, столиком, ширмочкой, множеством безделушек, почти затмевающими суровую простоту конструктивистского пространства, обрамленного боковой лестницей (сценография Ксении Кочубей). Героиня в течение всей постановки воплощает пошлость, тогда как ее супруг – персонаж более сложный.

Прост до примитива и вечно голодный Абрамчик, напоминающий не пламенного социалиста, а домовитого еврейчика, тянущего все в дом, все в семью. Его же супруга способна принести в общее хозяйство только ко́злы. Их семейные отношения основаны на мифическом сходстве, взаимопонимании и рабочем контакте, но ничего из перечисленного в героях подчеркнуто не наблюдается. Под звуки бравурного марша молодая пара выдает танцевальный экзерсис, поставленный с ориентацией на пластику знаменитого мухинского монумента. Преувеличенный и, в согласии с эстетикой спектакля, несколько плакатный энтузиазм артистов оставляет ощущение утрированной шаржированности и даже неестественности.

В целом же хореографические этюды, в которых задействованы еще несколько актеров, одетых также в ярко-красные и синие робы, решены очень энергично и напоминают стилистику фильмов Григория Александрова. Многочисленные аллюзии на смежные виды искусства эпохи 1920-х – большая удача спектакля. Даже луна, взирающая с небес на чудачества героев, то улыбаясь, то недоуменно поджимая губы, а то и вовсе отворачиваясь, похожа на забавную планету из легендарной кинокартины Жоржа Мельеса (хотя и чуть более раннего времени). Ее настроения отыгрывают сюжетные повороты, и этот персонаж вполне самодостаточен, в отличие от кое-кого из действующих лиц.

Речь о сухом морализаторе Флавии (Илья Смирнов), чьи нотации пугают инфантильных супругов. В пьесе его присутствие выглядело куда более оправданным, все-таки агитационное значение текста, написанного в 1928 году, было очевидным. Некоторая натужность постановки связана именно с тем, что Виктория Печерникова как будто не до конца определилась, ставит ли она водевиль о несерьезном подходе к созданию ячейки общества или же ищет параллели сегодняшним реалиям, сопоставляя их с минувшей исторической эпохой. Ее работа блестяще решена стилистически (отличная сценография и костюмы Ксении Кочубей, световая партитура Ильи Султанова, напоминающая о ревю1920-х, и джазовая музыка композитора Натальи Ручкиной служат рамой, в которой разыгрывается действие), но в смысловом плане неоднозначна.

В премьере есть излишества, ее утяжеляющие. Прежде всего это относится к танцам, задорно поставленным и хорошо исполненным, но в двух-трех эпизодах не нужным спектаклю (особенно это бросается в глаза в мизансцене общего празднования свадеб). Хотя хореографически выраженная радость горе-мужей по поводу ухода их жен – лихой пляс молодых людей с восторженными восклицаниями «ушла-ушла-ушла-ушла!» – приходится весьма кстати. Так же азартно поставлена ссора супружеских пар, разыгранная параллельно: за общим столом Абрам и Тоня начинают выяснять отношения, а их соседи в полуметре подхватывают недоговоренную фразу. Словесный пинг-понг ведется в быстром темпе и подчеркивает принципиальное сходство и «мелкой буржуазии» в лице Васи и Людмилочки, старающейся в пылу семейных разборок принять позу покрасивее, и рабочего класса, так же мечтающего о любви и понимании, основанном не только на политической установке.

Спектакль МТЮЗа представляет благожелательный, но ироничный взгляд на незрелых молодых людей, выбравших спутников жизни по капризу, но вовремя спохватившихся. Глупых симпатичных детей можно пожурить и указать правильную дорогу, однако в роли резонера в постановке выступает не столько назойливый Флавий, сколько любопытная Луна, с интересом наблюдающая за беспокойными влюбленными. В финале она советует им не валять дурака и любить друг друга, не уточняя, правда, кому и кого. К слову, этот сценографический персонаж вполне мог бы заменить героя Ильи Смирнова, тем более, что смысловой нагрузки тот не несет (разве что представляет аллюзию на чекиста в реглане, но социума в премьере мало для подобного намека: не считать же таковым огромный глаз, подглядывающий за супругами в окно над лестницей).

Не совсем убедительно и появление на сцене поэта Емельяна Черноземного (Илья Созыкин) – пародии на Есенина, Бедного и длинный ряд советских литераторов разом. Персонаж решен подчеркнуто комично, местами с нажимом: сидящий в инвалидном кресле герой, грозно выставляя вперед загипсованную ногу, напористо читает стихи, бесцельно подначивает окружающих и гогочет глупым смехом (иногда это выглядит действительно смешно). Другая того же рода придумка (на этот раз режиссера, а не автора) – колбаса, преследующая голодного Абрама: артистка, облаченная в соответствующий костюм, танцует перед молодым человеком, изнывающим от желания, не подобающего идейному советскому гражданину.

Но эти шероховатости не затемняют четкой мысли постановщика: любовь и семейная жизнь – вещи серьезные и в то же время прекрасные, стоящие того, чтобы о них хорошенько подумать. Юным героям только предстоит сделать это потрясающее открытие, но мудрая Луна видала и не такое. Она единственная остается без пары в безумной квадратуре круга, где валяют дурака молодые легкомысленные люди, выбирающие пару совершенно с бухты-барахты. Та самая вроде бы отсутствующая параллель советской пьесы с современностью находится на виду, но лежит в плоскости не идеологической или социальной, а душевной, на чем и делает акцент Виктория Печерникова. Человек нуждается и в чувстве, и в чувствительности, и это не феодальные пережитки, а естественный закон природы и насущная необходимость, к тому же диктуемая социумом. Брак, основанный на общих интересах, уважении и сердечном влечении, важен и способен мещанку превратить в достойного члена общества, равно как и наоборот (недаром Тоня, сдавшись под напором Василия, начинает употреблять лексику Людмилочки). Этот, казалось бы, очевидный и пролетарски-прямолинейный вывод звучит неожиданно весомо, и яркое визуальное и музыкальное оформление не мешают заметить, что иногда и затертые истины приобретают что-то новое под луной.

Дарья СЕМЁНОВА