«Мне неинтересны случайности, мне хочется закономерностей»

В  Самарском художественном музее открылась выставка, возможно, самого признанного художника российского абстракционизма Юрия Злотникова. В интервью АКИ художник рассказал о своем методе работы, об отношении к современному искусству, планетарном мышлении в Самаре и «последних временах».

- Про вас часто говорят, что ваша живопись основана на неких научных методах исследования человеческой психики...

- В 1950-е я начал заниматься тем, что назвал «сигнальная живопись». Это живопись, которая анализирует человека с помощью искусства. Она показывает человеческую психику. Для меня абстрактное искусство — искусство, которое анализирует наши возможности. Из него возник конструктивизм, который сильно повлиял на русскую архитектуру и проч. Но конструктивизм как стремление с помощью искусства организовывать жизнь, влиять на человека был и в иероглифах.

- Как вы пришли к таким позициям в 1950-е?

- Во время войны, в эвакуации я подружился с одним молодым человеком, который лежал в госпитале, и благодаря ему страшно увлекся рисованием. Я в основном срисовывал, но сам процесс меня очень увлекал. Когда я приехал в Москву, поступил в художественную школу. Одновременно я очень много ходил в консерваторию и даже жалел, что я не музыкант. Музыка и изобразительность для меня слились в одно целое. Думаю, это не случайно. И то и другое осмысляет психологическое содержание человека и одновременно оно связано с его физиологией. Это расширило мой взгляд на культуру и на такую тему, как архитектоника. Она лежит в основе искусства. Речь идет о главных принципах построения произведения и об обживании среды. Это очень важная вещь. В советское время одним из крупных художников, который понимал архитектонический язык, был Вадим Андреевич Фаворский. Он график, гравер. Я очень рано попал в его мастерскую. Для меня это была большая школа. Все его гравюры были очень строительными — в них не только эмоциональное изображение мира, но и конструктивный момент перестройки, организации. Рассказ про корни этой традиции можно начать с более ранних времен, с 1910-х годов, когда начинает открываться новое искусство, вначале символистское. Появился русский модерн. А до этого очень сильный был конец XIX века. Толстой, Достоевский. Они оказали сильное воздействие на Европу. В дневниках Ван Гога есть записи о Толстом.

- То есть это такая специфически русская линия, или все-таки можно говорить и о каких-то западных корнях?

- Интересно, что два крупных художника нашего авангарда, Малевич и Кандинский, в ответ на вопрос о самых важных современных художниках назвали Матисса и Пикассо. До этого очень сильной фигурой был Сезанн. Он удивительный аналитик. Латинское мышление вообще очень интеллектуальное, отрезвляющее. Это как-то перенеслось в русскую культуру. Малевич и Кандинский были уже этим заражены. Дело в том, что Россия очень стихийная, очень эклектичная страна, которой важен этот момент организации, свойственный западному мышлению.

С 1960-х наши художники пытались участвовать в западном культурном процессе. Но до этого в 1920-х годах Малевич тоже поехал на Запад, сначала в Польшу, потом Германию. Сохранились фотографии — он там появился, как метеор, как некая энергия, вокруг него собирались толпы художников. Наши же художники поехали в другом качестве - приспособиться к тому, что творится в мировом процессе.

В 1920-м наше искусство было немножко чище и мощнее. Были такие фигуры, как Татлин, Малевич. Наши художники отличались от Матисса, Бонара и других западных художников. Это отличие рождалось из российского мироощущения и из конструктивного начала. Интересно, что конструктивизм возник в двух тоталитарных государствах - России и Германии. С возникновением диктатуры и тоталитарности возник и строительный момент. Даже Дягилев интересовался московским конструктивизмом — стилистика Москвы 1920-х была уникальной. А помимо изобразительного искусства была еще формальная школа - Шкловский, Эйхенбаум, Тынянов. У них у всех был большой интерес к организации мышления.

- Как соотносятся абстрактные работы с более традиционными пейзажами, которые вы писали потом?

- Да, меня тогда послали в командировку в Балаково - строилась Саратовская ГЭС. И от меня требовалась некая отдача тому месту, куда я приехал. Но это не была принудиловка. Здесь я действительно увидел Россию. Рабочие - это были отчасти осужденные люди, которые доживали свой срок на более вольных хлебах. У меня есть работа того периода, «Столовая». Люди в белых халатах с хлебом, и целая орава рвется им навстречу. У меня ее не взяли на выставку, сказали, что это восстание на броненосце «Потемкин», а не изображение социалистического строительства. Но для меня это был сильный опыт понимания России и вообще российского смысла. Вот написанный там пейзаж, это как бы реалистическая работа, но на самом деле я уже был заражен конструктивизмом, когда его писал. Если присмотреться, там очень сложно все организовано. Эти конструкции - мое сопереживание пространству, в котором я оказался.

- Вы довольны самарской публикой?

- Я в Самаре всего три дня. Мы пошли на пляж, и там люди играли в волейбол. Я подумал: чем это отличается от Ниццы или Москвы? В общем, Самара - современный город. Я тогда вспомнил, что писал Кандинский о планетарном мышлении, и вот это планетарное мышление пришло в российскую провинцию.

- Как вы соотносите себя с сегодняшним «контемпорари арт»?

- Капитализация искусства происходит в разных формах. Во многом наше современное искусство сценарно, оно живет на экспрессии, на зарабатывании аффектами. Для меня же искусство - это моменты, которые требуют формообразования, серьезного подхода к миру. Вообще я склонен думать о состоянии мира трагически. Наверное, можно было бы показать здесь и более резкие работы о том, куда движется наше общество. Если вы посмотрите на мои поздние абстракции, где я пытался отразить современное мышление, там есть некая центробежность, нет той стационарной архитектоники, как у раннего авангарда. Все время какое-то скольжение и проходы. Это совершенно другое мироощущение. Я против случайности, мне хочется закономерности. Поэтому я люблю Босха, Брейгеля, люблю художников, которые сказали свое слово. Рембрандт потрясающий. Веласкес. Те художники, которые в искусстве отражают свое время и его проблемы, а не превращаются в кошку. Мне хотелось бы показать для чувствующих людей дуновение тех времен, которые нам еще предстоят. Сейчас мне кажется, что я сделал это недостаточно резко, я боялся, что ваша публика не поймет, и, наверное, зря. Вообще я не ожидал такого числа людей на этой выставке. Это очень интересно, что сюда приходят вполне европейские люди, которым хочется многое показать, раздвинуть по возможности их рамки мышления.

Юрий Савельевич Злотников - художник-абстракционист. Родился 23 апреля 1930 года в Москве. Абстрактные работы начал писать с середины 1950-х годов. Серия «Сигнальные системы» считается этапной для развития российского искусства. В своих творческих поисках Злотников как будто напрямую наследовал художникам русского авангарда начала века, не примыкая ни к лагерю своих современников-нонкомформистов, ни официозных художников. Стиль Злотникова много раз эволюционировал, но каждый раз сохранялось стремление художника к «космическому», целостному видению мира. Работы художника находятся в более чем десяти крупнейших музеях и галереях России и Европы.