Новости культуры российских регионов
14 мая 2013
Сибирь

Пополнение ресурсов любви

12 мая кемеровскому писателю Владимиру Мазаеву исполнилось 80 лет.

Если бы среди наград нашего региона существовал орден «Совесть Кузбасса», Владимир Михайлович Мазаев – первый, кто имел бы право на такую награду.

Писателей на Руси вообще принято считать совестью нации, но с Мазаевым – случай особый. Я уже как-то писала о том, что главная его черта – удивительная искренность. Он никогда не врет. Не в бытовом, житейском смысле (об этом не знаю), а в смысле писательской интонации. В его книгах вы не встретите ни полградуса завышенного пафоса или нарочитой «трогательности». А ведь верная интонация для писателя – это как для музыканта абсолютный слух. Так вот, у Владимира Мазаева абсолютный нравственный слух. Видимо, именно поэтому литераторы, люди по природе своей желчные и склочные, до сих пор видят в нем морального арбитра.

Он родился в 1933 году на Алтае. Закончил филфак Новокузнецкого пединститута, а уже в 1953 году был опубликован его первый рассказ. Хотя путь в литературу Владимир Мазаев начинал как журналист: был корреспондентом молодежной газеты «Комсомолец Кузбасса». В 1966 вступил в Союз писателей, потом – несколько лет возглавлял Кемеровское книжное издательство, был председателем отделения Союза писателей…

Но все эти вехи судьбы (у него вышло более двадцати книг, он – лауреат нескольких литературных премий, его рассказы переведены на немецкий, чешский, словацкий, болгарский, венгерский языки) мало что добавляют к подлинному портрету Владимира Михайловича.

Его «Рассказы сибирячки» - триптих, написанный от лица простой бабы, дождавшейся мужа с войны, поднявшей в голодные годы детей и сумевшей сохранить горячее чувство к своему единственному – наверное, самая точная правда о Великой отечественной, которую выиграли не дивизии и танки, а вот такие русские бабы.

Помню, как чета народных артистов России Лидия Цуканова – Евгений Шокин  играли в спектакле Натальи Шимкевич, поставленной по этой прозе. Казалось бы, «датский» спектакль, поставленный к юбилею Победы на сцене малого зала филармонии…Но получился он такой силы и крепости, что его перенесли на подмостки Кемеровского драматического театра и надолго прописали в репертуаре. И в этом, думается, «вина» не только талантливых артистов, но и необыкновенной прозы Владимира Мазаева.

Сам человек необычайной скромности (он даже о своем писательском труде не может сказать «работаю», «работа» для него что-то более физически напряженное, свои литературные занятия он называет проще: «пишу и зачеркиваю»), Мазаев всегда выбирал в свои герои людей экстремальных профессий: геологи, нефтяники, первопроходцы. Однажды я, помню, поинтересовалась: почему? Ответил что-то вроде: характеры выпуклее, выразительнее. Но на самом деле, я думаю, тут сказалось  традиционное интеллигентское отношение к «настоящей жизни». Умственные занятия, которым всю жизнь предается Владимир Михайлович, кажутся ему чересчур «легкими» по сравнению с трудной жизнью простого народа. Это чувство некой собственной «вины» перед народом, эта готовность взять на себя ответственность за все несовершенства мира и делает его столь чутким к любой несправедливости, столь отзывчивым и ранимым.

Навсегда запомню эпизод из детства Владимира Мазаева, о котором он рассказал мне в одном из интервью. 1937 год. За его отцом, директором школы в селе Куртуково, пришли чекисты. Обыск, разворошенный чужими руками родной быт… А в сенях дома, где жила семья, мешок с елочными игрушками, купленными отцом для школьной елки. И чужие сапоги топчут это хрупкое стекло, а обломки игрушек сверкают и хрустят под ногами…

Кстати, Мазаев ушел из газеты, когда понял, что писать о людях, живущих в ссыльных поселениях, о непростых историях реальных, а не плакатных кузбассовцев, ему гораздо интереснее, чем о правоверных «героях труда».

Между прочим, сегодня я считаю, что чрезмерная скромность Мазаева, его всегдашняя рефлексия, неуверенность в себе, сильно помешали ему в собственной карьере. По уровню дарования он ничуть не ниже Виктора Астафьева, Валентина Распутина, Юрия Казакова. И только природная интеллигентность, вечная привычка сомневаться, раздумывать, сравнивать не в свою пользу помешали ему перейти в иной ранг: из местночтимых писателей – в писатели с общероссийской славой.

Недавно ко мне в редакцию заглянула библиотекарь из Белова Елена Мочалова. Между прочим, рассказала о том, что не так давно в ее городе с помощью учителей-словесников она провела «Мазаевские чтения». Ребята старшеклассники читали один из самых пронзительных рассказов Владимира Мазаева «Без любови прожить можно» и писали отклики на него. Я прочитала эти подростковые сочинения. Без всяких скидок на «обязательность отклика» видно: рассказ зацепил молодежь за живое. А ведь рассказ-то, на самом деле, обыденный.

 Название – строка из частушки: «Заиграла гармоза, а я думала – гроза. Без любови прожить можно, а я думала – нельзя». Ее поет своему пятилетнему сыну мать-алкоголичка. Гнусный быт рабочего предместья. Ребенок, не видящий ласки и любви, пробавляется подаянием: протягивает ручонки сквозь забор двора, вместо благодарности – осыпает дающих ругательствами. Беспутная мать готова за бутылку выгнать малыша куда угодно, хоть в собачью будку. И пес, который вместо благодарности получает от малыша те же тумаки, какими награждает его мать…

И вот детские отзывы о рассказе:

«…Я таких чувств не испытывал никогда. Уже само название говорит о жестокости нашего мира, о примирении с болью…»

«В этой истории всех жалко. Но неужели мы не умеем жить по-другому?»

«К сожаленью, очень жизненная история, все так и есть, веришь каждому слову. Неужели писатель и правда ничего тут не придумал?»

«Нельзя, нельзя без любви прожить! Но как это объяснить людям?»

Владимир Мазаев умеет «объяснять». Между прочим, его трепетность и нежность, его внимание к тонким чувствам (перечитайте, к примеру, рассказ «Без слезы. По-христански», в котором литературоведческие размышления о кузнецком периоде жизни Достоевского соседствуют  с автобиографическими подробностями собственного детства) отнюдь не отменяют его замечательного чувства юмора.

Мазаевский юмор – особого толка, я бы назвала его филологическим. Он хорошо чувствует живую природу языка, порой как истый фолклорист щеголевато играет им, упиваясь перлами просторечья. Есть у него сборник крошечных баек «Потеснись, завалинка!», перечитывая которые нельзя не улыбнуться. «Аппетит у меня на нее превстоял, я те дам!...Думаю, хоть я и не семи пятен во лбу, но не лох же последний». Или: «У нее еще слезки обидные не просохли, а он, змей, прильнул к ней, да как жук зауржал, зауржал  над ухом…  Ах, ты, думаю, ешь твою семь копеек!». Или: «Че токо я не пила: мать-и-мачеху пила, молоко с салом пила, карасин пила. Ниче эту заразу не берет! Пошли они к чертям собачьим эти ученые, надо их всех истребить».

Владимир Мазаев – писатель, чьи книги пополняют ресурсы любви в мире. А это – важнее любой «нефтянки».