«Искусство стоит на пути трансформаций»

Недавно вышла ее книга «Из пригоршни упругих знаков», посвященная искусству в Самаре и Самаре в искусстве. Наш корреспондент расспросил искусствоведа об этих темах.

Новое видение

- Как вы пришли в Художественный музей?

- Я сама не верю, что уже 49-й год работаю в музее. Я пришла сюда 5 августа 1964 года. Кстати, это день рождения Репина, но тогда я этого не знала.

У одной из моих подруг отец был театральный режиссер. Их семья привила мне интерес к искусству, не похожему на тот реализм, который официально пропагандировался. Это были времена хрущевской «оттепели», когда хотелось как можно больше узнать о западноевропейском искусстве, информация о нем стала доступной. Импрессионизм тогда нам казался открытием — это в 60-е годы, когда он давным-давно везде прошел и иссяк. Об экспрессионизме мы почти ничего не знали. К передвижникам, которых тогда везде насаждали, отношение было у нас самое негативное. Повествовательно, скучно... Понимание, что все имеет право на существование, пришло потом.

А тогда у нас было ощущение, что мы должны нести новое видение в массы. Я читала лекции, ездила по городу. У меня сохранилась фотография, где я показываю репродукции картин Лактионова «Письмо с фронта» и Нестерова «Портрет дочери» и доказываю, что натурализм Лактионова - это плохо, а поэтичность Нестерова — хорошо. Теперь такая прямолинейность, конечно, смешна.

 - С чем были связаны ваши первые выставки?

- С ГМК-62 - Городским молодежным клубом. Там была группа молодых художников (Сушко, Песигин, Кондратьев и другие) которые примерно в 1967 году попали в поле зрения обкома комсомола. Их посылали в разные творческие командировки в Сибирь, на Север, они что-то искали, экспериментировали. Тогда это был какой-то глоток свежего воздуха. Все были настроены на современное искусство. Под ним, конечно, понимали экспрессионизм и импрессионизм, раннее творчество Пикассо. О нашей молодежи я писала свои первые статьи в газету «Волжская коммуна». Мне кажется, для художников того поколения это тоже были самые цветущие годы. Потом многие из них пошли по каким-то вторичным и третичным дорожкам…

«Самарский андеграунд»?

- Были ли какие-то «подводные» линии в самарском искусстве? Например, трудно представить, что мифологические картины Пурыгина были в то время официально признаны...

- Да. Пурыгин был членом Союза художников, но мы до 1990-х годов не знали о его апокалиптических картинах. У него в творчестве было как бы две дорожки. По одной он шел как официальный художник, его уважали, к нему приезжали комиссии, которые заказывали картины для министерства культуры. А для себя он занимался совершенно другим и эти работы не показывал почти никому. Уже потом в 1990-е мы ходили к нему в мастерскую и смотрели на этих коровок лешеподобных, на всех этих монстров из квазиславянской мифологии. Тогда я относилась к этим его вещам негативно, а сейчас смотрю на них как на яркое, острое выражение метафизики Самарской Луки.

 - Еще чье-то творчество кардинально выбивалось из общей колеи?

- Когда мы делали выставку «Течения», посвященную истории самарского искусства, то из советского периода подробнее всего старались представить трех художников — Пурыгина, Шеина и Карпунова. Николай Шеин тоже был членом Союза художников и командовал бригадой, которая оформляла площадь Куйбышева к праздникам, писала портреты вождей. Пока он работал в традиционном духе, к нему все относились равнодушно. А потом он начал писать свои маленькие картиночки, как бы примитивные, с корабликами, с машинками. Когда он принес их на выставком в Союз художников, его, конечно, завернули. Он обиделся и больше никогда их не приносил, но продолжал писать для себя. Известность пришла к нему уже после смерти.

Иван Карпунов родился в 1909 году и был одним из наших долгожителей. Те полотна, которые составляют сейчас для нас его творческое «лицо», появились на выставках в девяностые – тогда в музее прошли его юбилейные выставки, которые всех буквально очаровали.

До 60 лет он работал в Художественном фонде, писал полагающуюся заказную продукцию. На его видение повлиял сосланный в Куйбышев с Украины в конце 1930-х годов художник Бизюков, который входил в группу Михаила Бойчука, расстрелянного в 1937 году. Благодаря Бизюкову, у Карпунова вдруг открылись глаза на народное искусство, на икону. И он тогда, уйдя на пенсию, начал работать в духе такого своеобразного примитивизма. То есть это тоже был такой полуандеграунд. Но его вещи брали на выставки. Это очень искренние, глубокие, даже мистические работы.

 - Можно ли говорить о некоемом специфическом «самарском мистицизме, представленном этими тремя художниками?

- Вероятно, если под «мистичностью» понимать некое глубинное их родство, их безусловную укорененность в самарской метафизике, несмотря на то, что они стилистически такие разные. Пурыгин работал в духе мифологического гротеска. У Шеина – поэта и, как обнаруживается сейчас, своеобразного концептуалиста, прослеживается тяга к овальной форме, к легкой, бесплотной «монаде», при помощи которой он выстраивал весь свой мир. Эту овальную форму я бы связала с конфигурацией Самарской Луки – они удивительно созвучны. А что касается Карпунова, тут основа — Древо жизни, а Древо жизни – это символ расцветающего мира, замкнутого на себя, самодостаточного – Самарскую Луку вполне можно считать его воплощением.

Я везде говорю, что Самарская Лука - это уникальный ландшафт. Закольцованное криволинейное пространство. Заповедник на одном берегу реки и большой город на другом — это уникальный контраст. Не нужно ничего строить на том берегу, после этого он сразу потеряет свой сакральный смысл.

Искусство будущего

 - Что вы можете сказать о сегодняшней самарской живописи? Есть ли открытия, сопоставимые с открытиями Пурыгина или Карпунова?

- Я не знаю, я сейчас не вижу ничего нового. Может быть, играет свою роль то, что я все-таки принадлежу к другому поколению. Я вижу, что кто-то продолжает традиции русской пейзажной живописи, молодежь из Союза художников пишет красивые пейзажи, но... Вообще для меня критерий оценки картины такой — если я могу долго смотреть на нее, не уставая, значит, что-то в ней есть. Сейчас все чаще попадаются работы, на которые я вообще стараюсь не смотреть. Конечно, я хожу на выставкомы, но никаких новых открытий я там не вижу. Все это очень грустно.

- А современное искусство, которым достаточно активно занимается Художественный музей в последние годы?

- Все-таки мне не слишком интересен концептуализм, это не мое. Наиболее близок из современного искусства – ленд-арт. Из самарских актуальных художников мне ближе всех, наверное, Логутов. Я много сотрудничала с Нелей и Романом Коржовыми.

В свое время к нам приезжал Виктор Мизиано. С его подачи в 1989 году в музее состоялась выставка советского андеграунда из коллекции Талочкина. Я работала над экспозиционными решениями двух музейных выставок нонконформизма из собрания Якоба и Кенды Бар-Гера. Моя сфера — это модернизм и авангард, которые предъявляют какую-то свою концепцию мира. В современном искусстве я этого целостного взгляда на мир не вижу, вижу локальные формальные поиски.

 - Может быть, в масштабе не Самары, а мира есть какие-то художественные явления, про которые вам хотелось бы сказать, что они представляют искусство завтрашнего дня?

- Мне кажется, сейчас искусство стоит на пути трансформаций и перемен, но пока ничего кардинально нового, преодолевающего те тупики, в которых оказались и концептуализм, и традиционная живопись, я не знаю. Понятно, что новое нельзя выдумать, оно должно возникнуть органично. В любом случае хотелось бы, чтобы это новое искусство не пихало человека носом в лужу, не поощряло в нем животное начало. Без духовного стержня человечество в конечном итоге просто растворится в абсолютном хаосе, энтропии. Конечно, речь не идет о такой вере, когда бог — это седой дядя, который сидит на облаке. Но жизнь — это действительно чудо, и оно гораздо сложнее, чем это представляют себе атеисты. Я думаю, когда-нибудь человечество сможет хотя бы частично постичь эту сложность и многомерность, и тогда искусство усложнится тоже. Вот этой многомерности мне в сегодняшнем искусстве, наверное, и не хватает больше всего...