Какая дикость!

Не рискну сказать, что показательна (и, уж тем более, доказательна)  творческая самостоятельность как таковая,  любая и всякая. Что она – гарант высоты полета авторской мысли. Вовсе нет. Иная «самодеятельность» настолько безграмотна и безалаберна, что кроме как графоманией (если не «графо», то просто манией) ее не назовешь.

И все-таки: художник (в широком смысле понятия) интересен именно тогда, когда делает то, что хочет. Отстаивает право быть самим собой. Не  скрывает недовольства окружающим миром, предлагая ему революционный вариант переустройства. Или, по меньшей мере, – агрессивно-аналитического взгляда на «узаконенное»  положение вещей. 

Цивилизация мечты

Молодой  художник  Кирилл Гаршин однажды уже выходил на воронежского зрителя с персональной выставкой. Она, названная «Пределы адекватности», работала в галерее современного искусства «Х.Л.А.М.» и рассматривала религиозные и психологические аспекты  в антураже  психбольницы.  Вторую выставку «Wildpeople» ("Дикие люди") также приютил «Х.Л.А.М», где в течение ноября можно оценить размышления автора над постапокалиптическим будущим человечества.

Кирилл Гаршин  предъявил  публике  мечту  о цивилизации нового порядка. А мечтать, согласимся, не вредно. В остальном же – главном (в плане и концепции, и ее воплощения) – с художником придется спорить. В его подаче эта мечта – довольно мрачные, мутноватые и, чего уж миндальничать, необязательные сюжеты про то, к чему, в конце концов, придет нынешнее общество накопления и потребления.

Масштабные, колористически  нагруженные  работы, довольно густо населенные людьми. Лица оных, как и род занятий, где-то «читаются»,  где-то – нет. Пересказывать сюжеты  сложно, да и не нужно: они фрагментарны, беспорядочны и, повторюсь, по зрительскому восприятию случайны. Как бы вырваны наобум из контекста чего-то катастрофически глобального, освоившего  горы и долины планеты Земля. Которая за тысячелетия службы человеку погрязла в обломках его сомнительных, по убеждению автора, обретений…

Любовь к сахарным бубликам

Эти обретения даны в явном, предметном  виде: на работах Гаршина показаны странные камни с дырками посередине – ими  усыпана почва под ногами людей новой цивилизации, появившейся взамен рухнувшей. Что за камни такие? Оказалось – сахарные бублики, символ богатства и достатка.

– Любовь человека к сахарным бубликам очевидна, – объясняет идею Кирилл. – По мере накопления исторического опыта по освоению сахарных бубликов человечество стремилось завладеть сладким сокровищем во все большем масштабе. Общество потребления успешно навязывало правила жизни, согласно которым чем больше у тебя бубликов, тем престижней положение в обществе. К концу ХХ века наличие хотя бы одного сахарного бублика у гражданина являлось гарантией социального уважения.

По Гаршину, такая схема устройства жизни существовала до тех пор, пока очередная цивилизация не «дожилась» до предела. «Древние»  люди, некогда бороздившие просторы Вселенной  и пытающиеся открывать новые планеты, со временем превратились в  «ленивых, циничных, злых, отчужденных, малодушных, пресыщенных, лицемерных, безразличных, порочных, алчных, холодных, безрассудных, несвободных, безвольных муравьев в огромном муравейнике…» Вот такая система координат.

–  И наступили упадок и разруха, – продолжил художник. – И погиб порочный муравейник, исчерпавший  свои ресурсы, ибо не мог существовать дальше по законам, которые сам придумал. И сахарные бублики стали могильной плитой для муравьев. Но возродились из хаоса обновленные люди – дикие. И стали жить на руинах погибшей цивилизации. Необъятная, исполинская свалка из сахарных бубликов – чарующих, кольцеобразных форм – стала средой обитания для новых жизненных видов. Которые не понимают, что лежит под ногами: для варваров  сладкое сокровище не имеет никакой ценности. Ибо неведома им развращающая важность этих артефактов. Не знают они также законов, правил, запретов, ограничений, ложных ценностей, моральных устоев, социальных рамок, этических предубеждений. Обладают абсолютно свободной волей. Подобно обезьянам, лазают по деревьям. Примеряют всякое тряпьё, оставшееся от старого мира. Живут в лесах и на болотах, в степях и горах. Каждый являет собой совершенный образ новорожденного существа – и этот сверхчеловек, интеллектуально немощный, чувствует  себя  элементом стихии. Не эксплуатируя природу, умеет общаться с  ее духами, деревьями, камнями, пауками, пчелами, тараканами,  мышами, крысами, рептилиями, крокодилами,  волками, медведями, тиграми, зубрами, кабанами, носорогами, муравьедами, броненосцами, слонами, львами, обезьянами, койотами, шакалами, собаками, оленями, антилопами, кроликами, бегемотами, овцами, козами, свиньями,  орлами, ястребами, грифами, тварями морскими и пресноводными,  солнцем и тьмой. Дикие люди являются больше животными, чем людьми. Они еще только мечтают создать свою  цивилизацию – иного порядка.

Политический художник

«Какая дикость!», – пожмет плечами ценитель изобразительного искусства, привыкший к  созерцанию  реалистичных пейзажей и натюрмортов. И будет, кажется, не далек от истины: мироощущенчески  Гаршин  –  радикал, анархист  и опровергатель.  Причем – активный: ради вовлечения зрителя в «процесс» установил перед живописными работами, развешанными на галерейных стенах, объекты. Символы. Такие черные пни-коряги, высокие и не очень, оказавшиеся – согласно пояснениями – обычными деревьями. Можно подойти, подержаться за «ветки», ощутить себя свободным от бубликов дикарем…

Лично меня в состоятельности художника больше, чем сюжеты с напластованиями этих самых бубликов, убеждают краски  работ. Есть там «кричащие»  контрасты, брутальная стихийность, определенный накал. Сюжетный же ряд заставил вспомнить вердикт Горького про Леонида Андреева: «Он пугает, а мне не страшно…»

А вот эффекта неожиданности  у выставки не отнять. Равно как и вариативности. Что, собственно, и озадачивает.

– Работы напрашиваются на бесконечное количество трактовок, – делюсь впечатлениями с директором галереи Алексеем  Горбуновым. – Вас это не смущает?

– Мы много спорили с Кириллом о его рецепте, его плане исправления человечества, – отвечает Алексей Юрьевич. – И я, конечно, не могу согласиться с этим проектом потому, что в представленных композициях налицо закон джунглей. Один из художников, посмотрев работы Гаршина, заявил: «Да это же, просто-напросто, коммунизм».  Кирилл  уточнил – «анархокоммунизм». Лично мне  не может быть симпатично ни то, ни другое. Но, считаю, молодые люди не могут не набить шишек. Они должны идти своим путем, пока не натолкнутся на понимание: этот путь – утопия. А в том, что они испытывают серьезное недовольство, неудовлетворенность  сегодняшним мироустройством, ничего удивительного нет. Я им очень сочувствую. Когда же  применительно к идее выставки  Кирилла говорится о натяжках и надуманности – соглашаюсь: его идею легко подвергнуть критике. Но мне он дорог тем, что берется за сложные вопросы. Я вдруг обратил внимание на то, что Гаршин – единственный, может быть, политический художник в Воронеже. Может, и завиральные идеи выдает, но… Кто, кроме него, занимается у нас политическим искусством? Пусть и опосредовано? По крайней мере, это – критика общества…