Ты помнишь, Алеша…

Вглядываюсь в маленькую фотокарточку: каким он был?  Красноармеец 81 гвардейского стрелкового полка  Алексей Синилов, прошедший Великую Отечественную? Уроженец далекой гомельской земли, летом-осенью 42-го защищавший  придонской плацдарм у  села Селявное, отстоящего от  Воронежа за считанные десятки километров? «Здесь, на степном поле, прошло много дней и ночей моей жизни…»

Про Алексея Тимофеевича Синилова и его боевых товарищей  я узнала, прочитав книгу «Сторожевской плацдарм», вышедшую в издательско-полиграфическом центре «Научная книга». У нее, составленной и отредактированной Павлом Золотаревым,  несколько авторов. И  каждому из них благодарный читатель обязательно отдаст должное: эти люди – участники событий, проверивших на прочность весь род человеческий.

Окопная правда

В аннотации  поясняется, что книга «посвящается Гвардейцам  25 Гвардейской стрелковой Синильниковско-Будапештской Краснознаменной орденов Суворова и Богдана Хмельницкого дивизии в грозные дни 1942 года». Которые «жертвуя собой, захватили небольшой плацдарм у села Сторожевое и удерживали его до января 1943 года».

Сборник  воспоминаний ветеранов войны ценен не только по причине обращения к теме Великой Отечественной, что само по себе – событие. Книга, в отличие от иных изданий мемуарно-исторического характера, написана непосредственными участниками конкретных  боевых эпизодов. Рядовыми солдатами, сержантами и командирами, видевшими войну с высоты бруствера окопа. Поэтому нет в ней того, что следовало бы назвать художественным вымыслом; словосочетание «окопная правда» как нельзя лучше характеризует содержание «сторожевского» сборника.

Для начала читателя вводят в курс дела – описывается  фронтовая обстановка в целом на момент сражений у Селявного. Следом идут  частности: «Захваченный в августе  1942 года плацдарм на Дону, 10 километров по фронту и 8 километров в глубину, сыграл свою решающую роль при переходе войск Воронежского фронта в наступление 13 января 1943 года. С этого плацдарма гвардейцы пришли в Горшечное, Белгород, Харьков. С этого плацдарма началось освобождение  тысяч деревень и сел, ждавших часа своего избавления от фашистских изуверов».

Шинель меру знает

У книги – еще одна особенность. Большинство текстов, вошедших в нее – не академические описания боевых операций, заданий, чисто военных действий. Воспоминания бойцов – живые, подробные, лишенные дутого пафоса свидетельства того, какой ценой давались солдату на войне каждый день и каждая ночь. Это такая одухотворенная, именная память – с поправкой на время. И с прицелом на подробные рассказ  про все-все-все – для полноты картины. Бои – боями, но и по ходу их и, в особенности, в промежутках между, надо было  есть, пить, спать. Во что-то одеваться-обуваться. 

Так вот – к Алексею Синилову. Этот человек оказался не просто скрупулезным, внимательным к детали летописцем, но и талантливым писателем. В профессионалы он по понятным причинам  не вышел (правда, до войны работал корректором областной брестской газеты «Заря»), но от природы был явно одарен завидными литературными способностями. И  многостраничные воспоминания Алексея Тимофеевича имеют, помимо фактической, еще и художественную ценность. Можно представить, в какого мастера, по-настоящему большого прозаика мог вырасти Синилов, если бы не война. Для меня его прочувствованные строки – книга в книге.

«Без конца шел дождь – осенний, тягучий, нудный. Начав с вечера, продолжался до полуночи. Бубнил и бубнил нечастыми каплями по каске. Набрала воды шинель, задубенела липовым коробом, повисла на плечах нелегким грузом… Шинель, она меру знает. Наберет воды, сколько может удержать, остальная скатывается. Насквозь не промокала, но и сутками не просыхала: частые дожди не позволяли… Вот так и родилась поговорка: «Рота наша, непромокаемая и непросыхаемая…»

Двадцать шесть и семь

Хватает у Синилова моментов, характеризующих не только  фронтовые будни, но и – жизнь в тылу.

«Принесли завтрак. Как всегда, разрезали буханки на пайки, рассыпали пирамидками сахар.  Когда все признавали, что разделено поровну и ниоткуда не убавить, никуда не прибавить, кто-нибудь поворачивался спиной. Другой, указывая на первую попавшуюся пайку, спрашивал: «Кому?» И тот, отвернувшийся, называл одного из бойцов. Не стоит и говорить, что ни одна крошка хлеба при этом не пропадала…

Входя освободителями в советские города и села, солдаты отдавали припрятанные в кармане затертые сухарики голодающим.

Вы видели в кино, как в городах Европы у наших кухонь выстраивались длинные очереди местного населения. Не потому, что в тех кухнях были обильные раскладки. Ни в одну из красноармейских кухонь не попадало  ни разу  сверх скупой нормы ни одной крупинки. Делились последним потому, что знали: где фронт, там для простого человека голод. Тем супом и хлебом спасали женщинам и детям чужих стран жизнь…»

Всякий наслышан: царица полей – пехота – самый уязвимый элемент на передовой. Но что б настолько…

«Не знаю, где вычитал, но крепко запомнились мне две цифры: 26 и 7. Это средние, установленные статистикой сроки жизни пехотинца-стрелка на войне: 26 дней – в обороне, 7 дней – в наступлении, до ранения или смерти…»

Алексей Синилов, получивший пять осколочных ранений, эти сроки превозмог. Как и его соавторы по «Сторожевскому плацдарму». Который, будь моя воля, я бы и в периодике напечатала без купюр – в расчете, как «хочет» того книга, «на широкий круг читателей».