Новости культуры российских регионов
26 апреля 2012
Центр

Заслуженно народный

Актер отметил юбилейную дату ярким бенефисом.

Совсем уж далеко «вглубь веков» я, конечно, не копала. Но с оглядкой на последние десяток лет с чувством глубокого удовлетворения отмечу: среди множества ролей, сыгранных заслуженным  артистом России Юрием Овчинниковым  на воронежских подмостках – ни одной проходной. И поэтому за «заслуженного» несколько обидно: Овчинников давно народный – в народном же сознании. Потому что там, где  Юрий Васильевич – всегда умное освоение материала, рыцарское, не меньше, отношение к профессии и непоказное уважение к зрителю. А вот кичливости, слава Богу, понтов дешевых – ни на грош.

Итак: Юрию Овчинникову, горячо любимому воронежской публикой и – внимание! – коллегами, «стукнуло» пятьдесят пять! Две юбилейные пятерки провоцируют на «школьные» параллели: дескать, вот жизнь и сделала тебя, дорогой Юра, дважды отличником. Но актер действительно заслужил к своим – хорошим для мужчины вообще и актера в частности – летам высшего балла. Потому что к перечисленным достоинствам следует присовокупить и очень требовательное отношение к себе: я никогда не видела, чтобы Овчинников был упоен какой-то своей работой. Да, цену ей он  знает. Но совершенно очевидно, что знание это  без усилий над актерским эго соотносится с истиной «нет предела совершенству».

А тут вдруг выяснилось еще, что Юрий Васильевич – из тех людей, которые считают нормой в свой день рождения подарки не только получать, но и дарить. Потому что иначе как подарок всему воронежскому театральному миру нельзя расценить бенефисный спектакль Овчинникова, показанный на сцене театра юного зрителя.

Тоже принципиальный момент, показательный: Овчинников, причем  долгое уже время, служит двум театрам – Камерному и ТЮЗу. И самые мощные его работы показаны, как ни крути, на «камерной» сцене. Однако для бенефиса актер выбрал «родину» – театр юного зрителя, первый в своей профессиональной карьере, которому отданы более тридцати лет жизни.

 Переоценить такое решение трудно: благодаря инициативе бенефицианта, тюзовский репертуар пополнится новым замечательным спектаклем. Во всяком случае, хочется в это верить: нельзя ж допустить, чтобы яркое, легкое, остроумное зрелище ограничилось единственным выходом на публику.

«В человеке должно быть все…» Спектакль по рассказам Чехова в инсценировке и постановке юбиляра, им же музыкально оформленный. Вещица, подкупающая внешним (сценографическим) минимализмом вкупе с невероятно вкусной начинкой: местами зал не просто смеялся, а стонал от хохота.

Овчинников, упреждая юбилейные речи (которые он, не настроенный на помпезное завершение вечера,  деликатно, но решительно свернул-таки), отметил: спектакль – актерский. Прозвучало несколько извинительно  – мол, как могли, так и поставили дружной своей командой – но я склонна приплюсовать эту ремарку к двум именинным пятеркам. В театре нет ничего интереснее, чем наблюдать  актера – человека на сцене. В первую очередь – человека! А уж затем – историю, в которую он включен.  И вот таких полноценных, во плоти и крови  людей  колоритного чеховского образца увидел зритель на бенефисе Юрия Овчинникова. И, повторюсь, упал со смеху.

 «Смерть чиновника», «Злой мальчик», «Жених и папенька», «Не в духе», « В пансионе», «Бумажник» и еще несколько чеховских «перлов»: всего в инсценировку вошло десять рассказов. Объединить их в полноценный, стройный спектакль настолько же естественно, насколько и сложно. С одной стороны, Чехов с его неповторимой интонацией и стилистикой в любом своем тексте один и тот же. С другой – каждый рассказ самодостаточен. С оригинальной сюжетной линией, не проникающей в «параллельные миры». Отсюда, видимо, и название спектакля, воспринимающееся  эпиграфом к нему: в человеке и вправду «должно быть все…» И это «все» настолько емко, что позволяет  использовать  для  расшифровки  и тот рассказ, и другой, и третий.

Не могу не отметить и такой всепобеждающий (ну, почти все) фактор, как качественное партнерство. Исполнители, справедливо  почитающие за «центр» (эмоциональный – уж точно) действа бенефицианта, нисколько не терялись на ярком его фоне. Напротив: каждый «усиливал» каждого – и такое азартное порхание, сопровождаемое «нужной» музыкой, правило бал, что не почувствовать себя его участником было невозможно, даже находясь в зрительском кресле. А уж на сцене… Порой актеры даже были друг для друга своеобразными живыми декорациями – настолько психофизика одного поддерживала другого и наоборот.

Любой уважающий себя театр, по статусу призванный воспитывать подрастающее поколение, обойтись без классики просто не в состоянии. Этот момент, по признанию Овчинникова, был одним из определяющих при выборе драматургического материала: если кто-то, рассудил актер, по просмотру спектакля потянется к книжной полке за томиком Антона Павловича – это дорогого стоит… Я же в очередной раз убедилась: театр не обязательно должен «грузить» зрителя для того, чтобы втолковать ему прописные истины. С улыбкой, как бы между делом  они ничуть не хуже (по меньшей мере!) усваиваются.