Играли Рахманинова. Событие состоялось в рамках III Международного фестиваля Мстислава Ростроповича.
Перед концертом Юрий Темирканов и Ольга Ростропович встретились с журналистами.
- Спокойны ли вы за будущее российского дирижирования уровня Мравинского, Светланова, Темирканова? Или же есть тенденции, вызывающие у вас отторжение и тревогу?
Юрий Темирканов:
- Россия – страна большая, и талантливых людей в ней много по сей день. Но характерно название статьи бюджетных расходов, «На культуру и ЖКХ». Музыканты в провинции получают меньше, чем дворники. Ростропович, Ойстрах – это не достижение страны, они вырвались «вопреки». Наша когда-то прекрасная система образования рухнула. Ее больше нет.
- В Оренбурге вообще нет симфонического оркестра…
Юрий Темирканов:
- Ну и не надо! В Америке – 1200 симфонических коллективов, и большинство – весьма среднего уровня. Им сейчас тоже непросто. Но по сравнению с американским «непросто» у нас - катастрофа. Мы ведь выгнали практически всех великих музыкантов. Талантливые артисты уезжают учиться за рубеж, и если есть возможность – там и остаются. Ну невозможно быть в России музыкантом, жить на четыре тысячи рублей зарплаты…
Ольга Ростропович:
- В рамках наших поездок мы проводим мастер-классы, и великие музыканты, например, Наталья Гутман, готовы поработать с ребятами, но никто не приходит. Нет молодых виолончелистов! Потому что популярность музыкального образования падает.
- Где же выход?
Юрий Темирканов:
- Только подвижники, нищие люди, бескорыстно служат искусству, и благодаря им, вопреки, сохраняется искусство и живет культура. Не будь их – все давно бы закончилось. А без культуры в обществе ничего не будет работать. Помните, у Булгакова, про разруху в головах?
- По воспоминаниям известных дирижеров, коллектив Санкт-Петербургской филармонии был оркестром весьма строптивым, мало признающим дирижерскую палочку. Известно, что Мравинский своей железной волей буквально «переламывал» музыкантов. Как складывались ваши отношения с оркестром?
Юрий Темирканов:
- Мравинский – целая эпоха в истории оркестра, он руководил им пятьдесят лет, и встать за пульт после него, конечно, было не так просто. Но постепенно, постепенно жизнь вносила коррективы. Оркестр сохранил все хорошее, а плохое – ушло.
Да, плохое тоже было; идеальных творческих коллективов не существует. Это всегда был потрясающий оркестр – в том числе и до Мравинского. Они всегда играли по двадцать репетиций на симфонию, выучивали накрепко нюансировку и на концертах играли точно по партитуре, ни шагу в сторону. Но мне всегда казалось, что этого недостаточно, что партитуру нужно брать лишь за основу, добавляя эмоций. Поэтому у нас были разногласия… поначалу. Теперь они играют так, как хочу я.
- Вы ведь близко дружили с Ростроповичем?
Юрий Темирканов:
- Когда меня спрашивают о Ростроповиче, честно говорю: «Да, я был его другом!» и ловлю себя на мысли, что когда умирает гений, у него сразу появляется масса «близких друзей». Да, я дружил с Ростроповичем, преклонялся перед ним… но, наверное, я дружил с ним больше, чем он со мной.
- Ростропович ушел. Осталось ли что-то кроме записей и дневников – ученики, школа? Или все оборвалось вместе с его смертью?
Ольга Ростропович:
- Остались ученики, остался дух великого музыканта. Ничего не исчезает бесследно. Насчет «преемника», которому я могла бы передать виолончель папы… вы знаете, на ее грифе остались отпечатки его пальцев, и я не вижу пока музыканта, у кого она звучала бы так же…