Новости культуры российских регионов
5 июля 2019
Москва

Не надо, Федя!

«Снимается кино» в Театре им. Маяковского
Фото с официальной страницы театра

Премьера Театра им. Маяковского «Снимается кино», чье двусмысленное название не только определяет место действия – кинопавильон, – но и намекает на зависимость Художника от воли сильных мира сего, заставляет пожалеть, что снять решают лишь придуманный фильм, а не реальный спектакль.

Эдвард Радзинский – автор, не чужой для Маяковки, но в последнее время на ее сцене не востребованный. После долголетнего перерыва Юрий Иоффе возвращает наследие драматурга на площадку, представляя премьеру «Снимается кино», однако это новое обращение трудно назвать удачным. Заявленные в афише 3 с половиной часа превращаются в четырехчасовое тягостное действо, в котором финал кажется избыточным, многие эпизоды – «пустыми», а герои – лишними.

Главный из них, режиссер Федор Нечаев (Алексей Фатеев), переживает жесточайший кризис – не только творческий, но и личностный. На фоне охлаждения к некогда любимой жене (Наталья Коренная), потери ориентиров в профессии и одиночества, являющегося первым тревожным признаком старости, мужчина снимает кино – разумеется, про любовь. Ощущение невольной лжи, рождаемой камерой, доводит персонажа до мрачного отчаяния, усугубляемого равнодушием окружающих к правде искусства, которое он пытается создавать. Встреча с юной статисткой Аней (Анастасия Дьячук) наполняет его душу надеждой и силой, но мимолетное увлечение не способно решить интеллектуальных и духовных проблем, волнующих ранимого художника.

Вся его жизнь – в кинопавильоне, где он готов дневать и ночевать. Перед публикой предстает съемочная площадка, куда небрежно включены интерьеры квартир героев, будто и для них немыслимо существование вне поля зрения камеры (сценограф Анастасия Глебова). Первый акт сосредотачивает внимание на профессиональной деятельности Федора, рядом с которым заполошно мечется «хлопушка» Зина (Мария Фортунатова), халтурит администратор Фекин (Дмитрий Прокофьев), не умеющий организовать съемочный процесс, но великолепно устраивающий свои личные дела, красуется за камерой пижонистый оператор (Андрей Гусев), «звездит» накачанный красавчик-артист (Всеволод Макаров), назойливо лезет в кадр бездарная статистка с пергидрольным начесом (Анна-Анастасия Романова). Хаос сопровождается восторженными воспоминаниями звуковика (Максим Глебов) о его работе в цирке и усугубляется отсутствием актрисы на главную роль. А тут еще молодая парочка, изображающая влюбленных, не может достоверно поцеловаться. Нечаев страшно нервничает, хотя заботят его не столько мелочи и тягостные визиты закатывающей истерики жены, сколько непонимание, о чем же его фильм, а если уж более глобально – о чем его жизнь?

 

Алексей Фатеев играет вдумчиво, просто, естественно и очень достоверно. Его герой не может разобраться прежде всего в себе: молодость уходит, любовь из праздника неизбежно превращается в рутину, ощущение творческого бессилия гложет самолюбие и – глубже, болезненней – душу, некому довериться, не с кем даже поговорить, почитать понравившиеся стихи. Проблема конформизма, на которой настаивает драматург: насколько свободен художник в своем искусстве? чем он готов поступиться ради успеха? – не волнует персонажа, поскольку для него вопрос стоит совершенно по-другому.

Особый свет бросает на героя его окружение. Жена – ломака и истеричка, использующая любой повод, чтобы начать выяснение отношений. Уж не была ли Инга в прошлом актрисой, ушедшей в тень при муже-режиссере, а теперь устраивающая ему в отместку домашний театр? Наталья Коренная чересчур утрирует образ, да и, право слово, никаких тяжелых реалий, вынуждающих ее героиню так невероятно страдать, попросту нет, тогда откуда столько экзальтации? Но Федор стоически воспринимает супругу и не вступает с ней в чрезмерную полемику на повышенных тонах: цирка ему вполне хватает на работе, где безумны уж точно все и все, к сожалению и изумлению, наигрывают небывалые эмоции, устраивая проблему на почве содержимого выеденного яйца.

Тонкая интересная Анастасия Дьячук нещадно переигрывает, изображая девочку-одуванчик, втрескавшуюся в харизматичного Федора. Актриса перебарщивает с детскостью героини, делая ее недоразвитой школьницей, чему немало способствует драматург, насыщающий ее кажущуюся неестественной речь нелепыми фразами и афоризмами. Аня настолько незрела и эмоционально, и интеллектуально, что крайне трудно поверить факту искреннего увлечения Нечаева хорошенькой статисткой. Алексей Фатеев благоразумно игнорирует авторский посыл и играет не любовь, а восхищение очаровательным ребенком (в их совместном пребывании на юге нет эротического подтекста, поскольку постановщик порядочен во всех своих поступках, особенно по отношению к малолетке). Он хочет вновь почувствовать себя молодым и беззаботным, пытается отвлечься от действительно серьезных проблем, которые он может и должен решить: чего-чего, а инфантилизма в его персонаже нет – есть отчаяние 45-летнего мужчины, вынужденного быть самым сильным, самым талантливым, самым-самым.

Во втором действии, когда речь касается не столько личных переживаний, сколько вопросов более общих – цены и ценности творчества, способности защищать свои принципы, необходимости проявлять гибкость, – спектакль буксует. И без того медленный темп и избыточность текста усиливаются откровенно лишними эпизодами вроде сна Федора, в котором его киноокружение выпытывает, согласится ли он на сокращения в картине, требуемые Минкультом? Ясная сюжетная линия – муки творчества режиссера, пробующего в легком романе забыть о поисках в своем искусстве, преодолевающего пошлость и сопротивляющегося бездушным чиновникам, – внезапно совершает зигзаг, вовлекая в постановку необязательных лиц. Старая актриса Кирьянова (Людмила Иванилова), ради уплотнения фабулы сделанная драматургом бабушкой Ани (хотя сама она величает себя тетей, дабы преуменьшить почтенный возраст), по невнятной причине появляется на сцене вместе с племянницей – критикессой Ириной (Зоя Кайдановская). И если ученая дама потенциально может воздействовать на судьбу фильма и самого Нечаева в силу служебного положения, то Надежда Леонидовна ходу действа не нужна. Эдвард Радзинский, не желающий расставаться с персонажем, в уста коего можно вложить множество прелестных фраз, дарит ей две длинные интермедии, в одной из которых бесконечно празднуется ее день рождения, а в другой рассказывается о ее же писательских потугах, никак не связанные с происходящим на сцене. Пафосная служительница Мельпомены томно тянет слова, кокетничает, рассуждает об искусстве и истории в духе своего литературного отца и, как почти все герои, говорит в ненатуральной манере.

Меж тем критикесса, выведенная резко отрицательным персонажем, сыграна точно и узнаваемо. Корпулентная статная женщина привыкла мыслить шаблонами, не слишком умна, трусовата, но все-таки неплоха. Хотя бы потому, что одинока. А рядом только молодящаяся бабушка, сорвиголова Аня и мутный киноредактор Кирилл Владимирович (Евгений Парамонов), на которого Кирьянова делает последнюю ставку (впрочем, он действительно нравится этой нелепой даме без собственного мнения). И когда подвыпивший престарелый кавалер, храбро защищавший нечаевскую картину, придет упрекать не сказавшую ни слова в защиту понравившегося ей фильма Ирину, его хлесткие реплики прозвучат незаслуженным укором. «Ну будьте же до конца дрянью», – упрашивает ее далеко не идеальный жалковатый мужчина, смеющий судить других.

А кто такой сам Кириллушка, со сладострастием разоблачающий свое циничное приспособленчество, рассказывая о диссертации, в которой имам Шамиль оказывался то героем-освободителем, то агентом империализма, и так несколько раз – в зависимости от политического курса? Благостный, образованный мужчина производит с подачи артиста приятное впечатление: он выглядит тертым в киноредактуре калачом, со снисходительной симпатией относящимся к метаниям молодых и творческих, разве что пьет многовато, но да этот интеллигентный алкоголизм намекает на тяжелую жизнь персонажа. А потом вдруг оказывается, что он, узнав о грядущем закрытии картины, решает остаться в стороне, а еще немного спустя – ни с чего передумывает и защищает фильм чуть не до сердечного приступа. А затем следует странный приход к Ирине. Продлись пьеса дольше, нашлось бы еще какое-нибудь «а после…». Психологические превращения редактора не отыграны, но это скорее вопрос к драматургу, нежели к актеру.

Другой сценический злодей, чиновник Трофимов (Виктор Довженко), малоинтересен, ибо предстает шаблонным персонажем, нагло угрожающим Нечаеву неприятностями, если режиссер, оказавшийся однокашником начальника, не вырежет из кино самые лучшие эпизоды. Федор выглядит в этом разговоре настоящим мужчиной: отбросив дипломатию, которая могла бы помочь спасти картину, он гневно говорит старому приятелю все, что думает о нем: «Ты сидишь в моем доме… пьешь мой коньяк… У тебя даже мысли нет, что я могу не испугаться». Он и не пугается, хотя даже самому бесстрашному человеку не помешала бы сдержанность, тогда как герой начинает рассказывать историю своей любви. Внезапное появление наигранно-веселой Инги разрушает тягостный тет-а-тет, и дальше начинается другое, не менее тяжелое объяснение.

Впору пожалеть Нечаева, вынужденного выслушивать одну женскую истерику за другой. Сперва жена душит его своим собственничеством, заявляемым как любовь, затем крошка Аня, напившись с мимолетным партнером по съемке, влюбленным в нее художником Петей (Максим Разумец), предъявляет смехотворные претензии и с великолепным обобщающим трагизмом сочувствует своему «Иосифу Пугливому» (хотя трусость – не тот порок, в котором можно его упрекнуть). «Она все равно вернулась бы. Ты это знал», – с укором и торжеством (догадливая!) возвещает девочка. Драматург, а вслед за ним режиссер спектакля и его актриса рассуждают так, будто герой – аморальный нерешительный мямля, совершающий преступление по отношению… А в самом деле, к кому? Создается впечатление, что, какое бы решение ни принял персонаж, он все равно оказался бы виноватым. Терпи, Федя, – такова твоя мужская доля.

И ведь терпит затюканный персонаж, предстающий из слов окружающих трусливым бесталанным конформистом, ловеласом, обманщиком и предателем! Возможно, в пьесе такая характеристика оправдана, однако в спектакле Маяковки его главный герой – уставший от чужих ожиданий мужчина в острейшем кризисе среднего возраста, заново ищущий себя в профессии, не бесшабашно храбрый, но обладающий чувством собственного достоинства и правды. Его близким и друзьям (если считать, что таковые есть) он рисуется в каком-то другом свете, а он и не протестует. И не надо, Федя – все равно не убедишь. Снимай свое кино, пока его не сняли другие, и сохраняй лучшее, что есть в душе, пока бескорыстные, одухотворенные, интеллектуальные безупречные герои, без которых постановка не потеряла бы почти ничего, учат тебя жить на основе бесценного опыта Эдварда Радзинского.

Дарья СЕМЁНОВА