Мама-анархия

Режиссер Сергей Голомазов тоскует о герое – а посему предлагает зрителю свое прочтение пьесы о неунывающем Тиле Уленшпигеле, который предстает удалым хулиганом без царя в голове, имеющим весьма опосредованное отношение к персонажу великой костеровской книги.

Премьера Сергея Голомазова «Тиль» по одноименной пьесе Григория Горина, написанной, в свою очередь, по мотивам великого романа Шарля де Костера, – спектакль музыкальный, поставленный в самоназванном жанре «комедия-рок». Потенциально удачное сочетание, тем не менее, скрывает в себе недостатки, реализованные на сцене: живая музыка в исполнении рок-ансамбля «Темп-77», сама по себе замечательная (композитор Геннадий Гладков) и отлично сыгранная, звучит чересчур громко, заглушая слабые голоса артистов, не обладающих четкой дикцией (не помогают ни микрофоны, ни хоровые партии), и не позволяя разобрать текст. Стремление превратить действо в развеселую историю в современной стилистике выхолащивает содержание и глубокие смыслы – не столько горинские (хотя и их тоже), сколько оригинальные, костеровские. Молодые актеры Театра на Малой Бронной, будучи почти ровесниками своих героев, не создают объемных характеров, а представляют персонажей, имеющих огромное художественное значение, просто обаятельными и легкомысленными юношами и девушками, меньше всего думающих о Родине, семейных, гражданских и гуманистических ценностях.

Центральным мотивом постановки могла бы стать «Песня о герое» («но время такое временно, героем страна беременна»), если бы таковой (то бишь герой) нашелся. Леонид Тележинский играет веселого хулигана в трениках и кожанке, надетой поверх растянутой майки (художник по костюмам Мария Данилова). Надвигая на глаза бейсболку, он лихо скачет по декорациям, взлетая на балкон под площадкой, на которой расположился рок-ансамбль (сценография Николая Симонова), вертится на стульях и лестницах, крутит  брейк-дансовые пируэты, подражая пластике парней «на районе». И если мысль, что мы все сегодня под пятой у Инквизиции святой, всегда актуальна для нашей страны, то вывод, что народ готов шагать строем за подобным Тилем, по меньшей мере, спорен. Вряд ли режиссер всерьез полагает, что Россию спасет маргинальный архаровец, умеющий лишь голосить озорные малоинтеллектуальные куплеты и шутить по поводу и без (впрочем, без юмора у нас действительно никуда). Если же Сергей Голомазов подчеркивает, что молодая энергия должна прийти на смену ветхой неправедной власти, то при всей справедливости замечания нельзя не возразить, что напор, оптимизм и анархический сумбур в голове, безусловно, помогут не терять бодрость духа, но управиться с государственной махиной не сумеют.

В мизансценах, выявляющих беззаботность и неунывающий характер Уленшпигеля, артист вполне убедителен. Даже любовная линия с Неле (Полина Некрасова) – пай-девочкой в клетчатой юбочке и кедах, независимой и примерной одновременно, – проведена им последовательно. Герой не отказывает себе в развлечениях, ни за что не пропустит ни одной красавицы, в каждой из которых, правда, всегда видит свою невесту, недаром играет их та же актриса, но помогают ему преодолевать невзгоды две привязанности – органическая любовь к Родине и романтическое чувство юных лет. Влюбленность его незрела и безответственна, но искренна. Девушка настроена серьезней хотя бы потому, что замуж выходить надо. Песня о молодом рыбаке, ушедшем в море за удачей, спета трогательно, пусть и с налетом мелодраматизма, но молодость исполнителей придает эпизоду достоверность: стоящая на верхней ступени центральной лестницы Неле кажется особенно хрупкой в белой блузке, а юноша, прикорнувший у стены, – по-настоящему взволнованным. Однако в целом драматические сцены слабо удаются Леониду Тележинскому.

Таковых в спектакле стараниями режиссера не много, и связаны они с линией семьи главного героя. Угольщик Клаас в исполнении Владимира Яворского предстает крепким, жизнерадостным, смелым и, что важно, честным человеком, верящим в дружбу, преданность и любовь и лишь затем в «царя и Отечество». За свои речи о Боге он мог бы подвергнуться гонениям даже в более спокойное время, нежели в эпоху испанского владычества, но его здоровая нравственность и житейская простая мудрость делают его привлекательным. Хуже обстоит дело с его женой Сооткин (Марина Орел) – несколько невнятной дамой в бесформенном балахоне, впадающей в мелодраматизм. Что же до примы Театра Веры Бабичевой в роли помешанной Каталины, то она преподносит роль с аффектацией, вещая малопонятные облеченные в слова галлюцинации нарочито болезненным голосом.

В такой атмосфере вырастает задира и балбес Тиль, обожающий крутить с девчонками и пересмешничать. Но, вернувшись домой из ссылки, он внезапно застает сожжение отца и развал семейного очага. Перенести подобное горе тяжело, но артист, явно не обладающий соответствующим опытом (надо заметить, и слава Богу, хотя на сцене бы пригодилось), может проявлять его только в невразумительных криках, заламываниях рук, буйстве, сменяющемся полнейшей апатией. Наконец, осознав свою ответственность за осиротевших женщин, он взваливает на себя нелегкую ношу (чему немало способствует потеря отцовых денег, радостно отданных Каталиной своему «жениху») и приходит в себя, возвращаясь к более удачному игровому рисунку. Реальный пацан прозревает: негоже сидеть возле баб, когда Родина в опасности. Впрочем, патриотизма в действиях Уленшпигеля немного, хотя он кажется куда более героической фигурой, нежели истерический слабохарактерный Вильгельм Оранский (Александр Бобров), назначенный на важную должность, как видно, по причине вполне фламандской рыжеволосости.

Мысль, что страна – это прежде всего народ, а лишь затем его правители, декларируется формально, но не одухотворяет артистов. Судя по первому действию, насыщенному бодрыми песнями, неразборчиво выкрикнутыми в микрофон, идеал государственной системы для худрука Театра на Малой Бронной – мама-анархия. До папы-стакана портвейна дело не доходит, хотя шумный и бессмысленный Ламме (не такой уж толстый, как о том говорят весь вечер, Юрий Тхагалегов в тех же трениках и вязаной шапочке) в состоянии думать только о еде и питье. В течение длиннейшего первого акта зрителя не покидает ощущение, что труппа откровенно пережидает игровые эпизоды, чтобы затем лихо исполнить музыкальный номер, и до всех политических идей режиссера им нет дела. К сожалению, то же самое можно сказать и в отношении истинного посыла, заключенного в великом костеровском произведении (и совершенно не изгнанном из него Григорием Гориным): любовь к родной стране, пусть даже измордованной временщиками, присвоившими себе божеские полномочия, определяет действия самого обыкновенного негероического человека.

Сергей Голомазов настаивает на современном прочтении пьесы, но сегодня подвиги неунывающего Тиля, совершенные мимоходом по исторической необходимости, а потому естественно и с неизбежным успехом (хотя это абсолютно не отменяет храбрости, искренности и благородства заглавного персонажа), кажутся чуть ли не пережитком темного прошлого. Недостоверность артистической игры идет, прежде всего, от неверия постановщика в то, о чем повествует произведение драматурга. Возможно, этот скепсис и сопровождающий его сарказм и составляют идейное содержание спектакля: дескать, не видать нашей стране возрождения, коли такие экземпляры претендуют на роль спасителей отечества. При этом в премьере ощутима явная симпатия к веселому Уленшпигелю, однако общий замысел может восприниматься кардинально по-разному.

Этой двойственности лишен антагонист Тиля мерзкий предатель рыбник Иост. Михаил Горевой лепит его злодеем с манией величия и болезненным самомнением, не меняющимся на протяжении действа. Герой искренне убежден в своей непогрешимости, обижается на презрение сограждан, а доносы оправдывает правдолюбием, ведь он сообщает Инквизиции только достоверные сведения. В самом деле, Клаас принял наследство от брата-еретика, а Каталина действительно сведуща в колдовстве. И если при этом разоблачителю достанется треть имущества жертв – так это лишь достойная плата за доблестный труд. Интересно решено и политическое безразличие персонажа, доходящее до цинизма: в зависимости от перевеса каждой из сторон он то и дело выворачивает наизнанку серый плащ с оранжевой подкладкой. Под конец, устав от переодеваний, Иост сбрасывает верхнюю одежду, оставаясь в футболке с изображением мультяшного кота Тома (впрочем, это скорее прикол, чем осмысленная режиссерская идея).

Нарочитость ощущается и в тяге к осмыслению каждой из мизансцен, коих в постановке немало, в юмористически-современном духе. Клирик (Олег Кузнецов) продает индульгенции, в роли которых выступает рулон туалетной бумаги. Девочки в борделе, куда забредают герои в поисках жены Ламме – нервной, забитой и опьяненной религиозным дурманом Калликен (Юлиана Варшавская) – напоминают воспитанниц хорошей школы в центре столицы. Они выбегают из-за кулис, совершая изящные пируэты, а мадам (Лариса Парамонова) в тяжелой шубе и красных туфлях переводит на понятную девицам «феню» предложение испанских наемников. Сцена затянута, как и практически все остальные, где больше двух участников. Впрочем, излишне долог и дуэт короля Филиппа (Дмитрий Гурьянов), домогающегося чужой супруги (все та же Полина Некрасова). Но особенно неоправдан хронометраж (а возможно, и наличие) эпизода, в котором Тиль и его соратники прибывают в ставку к Вильгельму. Невменяемые гезы вылезают из подозрительных контейнеров, похожих на мусорные баки, крутят в руках бутафорские автоматы, а бравый американский наемник (Петр Баранчеев) в клоунском камуфляже на плохом английском раздает указания и пытается применить муштру. На этом фоне прекрасная песня «Когда шагают гезы» кажется утомительной, поскольку действо и без того перенасыщено. Заявленные в программке три часа удлиняются на 40 минут, и хочется просто добрести до конца спектакля, каким бы он ни был.

После крепко поставленного и внятно сыгранного драматического объяснения Тиля с Иостом, ошалевшим от переодеваний и нелепо стреляющим в себя, решив проверить, заряжен ли его пистолет, поскольку врага пули не берут, следует слезливое прощание Ламме с отважным товарищем. Дальнейшая судьба заглавного героя выглядит не совсем ясной: спася друзей и встретив грудью выстрелы рыбника, юноша вроде бы умирает – иначе почему так причитает толстяк приятель? Но дух Фландрии вечен (что следует скорее из логики романа и текста пьесы, нежели из постановки), а посему граждане многострадальной страны собираются на площади, чтобы возвестить: с нами сегодня милость Господня! Неутомимый Уленшпигель встает в их ряды, и его белая майка оттеняет разномастные дутые куртки соотечественников, а голос присоединяется к хору. Но впечатления народного единства финал не оставляет, уж больно хаотически выглядит пестрая толпа молодых разудалых людей под предводительством обаятельного парня в бейсболке. Кто бы ни победил испанское иго, гнувшее шеи фламандцев, не ему править в краю, где всего через край, – пришел черед вступить в дело маме-анархии.